Зимний излом. Том 1. Из глубин
Шрифт:
– Барон Кракл предлагает устроить празднество для черни в Доре, – не отставал вешатель, – Его Величество нашел мысль превратить тюремные дворы в место гуляний весьма удачной. Дора станет символом перемен, к тому же там просто поддержать порядок.
– Дора так Дора, – откликнулся Робер, одновременно пытаясь не нагрубить и поймать ускользающую мысль, – но я бы не выкатывал горожанам слишком много вина.
– Мы ограничимся одним фонтаном, – согласился Айнсмеллер, – для мужчин. Женщины, дети и старики получат подарки от Его
– Не возражаешь? – К мундиру Удо была приколота оранжевая хризантема, а под глазами лежали синие круги. Граф Гонт явно провел бессонную ночь, ну и слава Создателю.
– Возражаю? – пожал плечами Робер. – С чего бы? Но я бы выбрал дело повеселее.
– А может, мне покаяться захотелось? – предположил брат Рихарда. – Во грехах.
– Если во грехах, – согласился Эпинэ, – то конечно...
Появился Мевен, доложил, что гимнеты готовы. Робер кивнул, Мевен отъехал, фыркнул и переступил с ноги на ногу Дракко, в окнах второго этажа мелькнула высокая фигура: Альдо проверил, все ли в порядке, и тут же отошел.
Запела труба, морискиллой разлилась флейта, грохнули барабаны. Эскорт Его Высокопреосвященства Левия тронулся с места строевой рысью по четыре всадника в ряд. Милосердие в окружении мушкетов... Милосердие, благословляющее палачей... Можно ли сильней оскорбить Создателя?
– Вы сегодня задумчивы, герцог, – заметил Айнсмеллер. Легкий ветерок играл белыми перьями, солнце дробилось на алмазном аграфе, хорошо под перчаткой колец не видно. Зрелища сверкавших на комендантских лапах рубинов Робер бы не вынес.
– Да, – огрызнулся Эпинэ, – я задумчив. Уверяю вас, мне есть о чем подумать.
– Но надо ли? – тихо, словно самому себе, сказал Удо. – Чем меньше думаешь, тем легче.
Талиг был именно Талигом, а не конфетной Талигойей. И радости от пришествия Раканов он не испытывал. Матильда смотрела на страну, которой собирался править внук, а видела закипающий котел. Не пройдет и пары месяцев, как нынешние победители угодят прямиком в суп. Со всеми потрохами. Матильда передернула плечами, словно ей стало холодно, и поймала сочувственный взгляд Его Высокопреосвященства.
– Замерзли? – клирик умело пододвинул к ногам спутницы походную жаровню. – Конечно, есть и другой способ. Порой к нему прибегают даже князья церкви.
Адриан точно прибегал. То, что Эсперадор пьет, знали только самые близкие. Такие, как Матильда Алати и епископ Левий. Вдовствующая принцесса подавила желание спросить у Его Высокопреосвященства, нет ли у него касеры. Ее собственная фляга осталась на попечении Лаци, равно как и Бочка, с которым Матильда была не в силах расстаться.
– Улыбаетесь? – заметил Левий. – Это хорошо. Сильные люди должны улыбаться, на этом держится мир. Сила сильных и слабость слабых – два крыла, которые несут Кэртиану. Если слабые обретут силу, а сильные впадут в слабость и недеяние, наступит конец всему. Смейтесь, принцесса! И держите порох сухим.
Твою кавалерию, что он несет? Даже Адриан с ней так не говорил, а ведь они были знакомы столько, сколько не живут. Целая жизнь и восемь дней в дороге... Матильда поправила фальшивый локон и в упор спросила:
– Ваше Высокопреосвященство, что вам нужно?
– Только одно, – пожал плечами клирик, – чтобы Великолепная Матильда осталась Великолепной Матильдой. Тогда у нас будет шанс остановить повозку над оврагом. Не поддавайтесь никому. Вы – старшая в роду, что бы ни вообразил ваш внук.
Такой совет мог дать только друг Адриана. Или сам Адриан, который был смел во всем, кроме одного. Ну за какими кошками он за все время их дружбы не дал воли ни языку, ни рукам? Ждал, что она придет первой? И она бы пришла, если б до нее дошло, но проклятый клирик слишком ловко скрывал свои чувства.
Вот и доскрывался до полного целибата. Стал Эсперадором и умер, как дурак, а она осталась одна. Какая глупость – жить в одном городе со своей любовью, а спать с другими, а ведь достаточно было прийти и сказать: «Не уйду...»
– Все думаете, – рука Левия коснулась плеча Матильды, – а нас, между прочим, встречают. И я даже знаю кто.
Матильда тоже знала. Вернее, узнала, едва вылезла из кареты. Робер! Живой и здоровый. В алом с золотом камзоле и белом плаще.
Рядом с Иноходцем хмурился Удо Борн и сладко улыбался яркогубый черноусый херувимчик. Удивительно мерзкий!
– Герцог Эпинэ? – Левий безошибочно повернулся к Иноходцу. – Подойдите. Я хочу благословить вас.
Матильда! Лэйе Астрапэ, Матильда! Здесь... Уже...
Дракко чего-то испугался и шарахнулся в сторону. Робер натянул повод, с трудом удерживая полумориска, и вздрогнул от пронзившей запястье боли.
– Герцог Эпинэ? – невысокий, седой как лунь клирик приветливо смотрел на Повелителя Молний. – Подойдите. Я хочу благословить вас.
Серые одежды, эмалевый голубь на шее... Новый кардинал Талигойи, призванный вернуть страну в лоно Церкви.
– Робер! – Удо перехватил уздечку захрапевшего Дракко. – Его Высокопреосвященство ждет.
– Да, да...
Эпинэ торопливо соскочил наземь, Левий невозмутимо ждал. Чуть полноватый, с ясными голубыми глазами и твердым подбородком, он ничем не походил на Клемента и его подручных, и у Робера отлегло от сердца.
Смотреть на кардинала сверху вниз было неудобно, и Эпинэ торопливо преклонил колени:
– Ваше Высокопреосвященство!
– Давно ли ты исповедовался, сын мой? – взгляд клирика был пристальным и спокойным.
– В прошлом году. – Гоганы, Лауренсия, Осенняя Охота... Между Повелителем Молний и Спасением лежит бездна, которую не перейти, но душу можно и не спасать. – Мою исповедь принял магнус Истины Клемент. Он отпустил мне грехи.