Зимний крокус
Шрифт:
– Олэ… - позвал он меня. В голос его вплетался какой-то невнятный, еле различимый присвист. – Олэ, я тебе настоящих цветов подарю… каких захочешь! Самых красивых… Веришь?
– Конечно, верю! – с жаром подтвердила я. – Но ты главное… подари мне себя… чтобы выздороветь поскорее. А я тебе вышью куртку, можно?
– Весь твой, свет моего сердца, - выдохнул Айдесс. – Весь твой. Все, что есть во мне моего – отныне твое… И куртку… хочу. Вышей рыбок… как они плавают…
– И рыбок тоже… Айдесс… любимый. Это же я вся твоя… уже давно… ты ведь догадался? Наверное, с тех пор, как увидела…
Какое счастье, что
– Ты… - он смотрел на меня, не отрываясь. – Госпожа моя Холлэ… я сейчас слабый и плохо соображаю. Но… хотел сказать… спасибо, что поверила мне… не усомнилась…
– Я усомнилась, - ответила я честно и почувствовала, как задрожали мои губы. Глаза Айдесса, огромные и блестящие, совсем больные, смотрели в упор. – Я усомнилась… на несколько мгновений… и это были самые гадкие мгновения в моей жизни. А потом… вспомнила, что я же знаю тебя… и что ты… просто на это не способен. А значит, есть объяснение!
Зрачки его расширились, и Айдесс восхищенно выдохнул:
– Ты усомнилась и… не отказалась от меня? я помню… ты даже шага назад не сделала… не отшатнулась… Олэ, ты… мне кажется, я не достоин такой, как ты…
– Ерунда какая… не смей так говорить!
Я присела на корточки рядом с носилками – Айдесса положили на большую скамью у берега.
– А мне казалось, что ты и не посмотришь никогда на меня, - призналась я шепотом, гладя его по плечу. – И женишься на какой-нибудь южной принцессе.
Сейчас, когда он был так близко, я очень отчетливо услышала хрип у него в груди и более шумное дыхание – как после бега.
На мгновение мне захотелось прижать его к себе до боли, как, я видела, прижимает ребенка мать в случае опасности. Обнять и спасти от беды и болезни… да вот только никакого толку ему от моих объятий! Ему нужно лечение – настоящее…
И я просто прижалась головой к его плечу… Волосы наши соприкоснулись, и мне показалось, что пролетела искра.
– Ты хоть видела их, принцесс этих? – прошептал он в ответ, пытаясь меня обнять сам. Получалось не очень, но он старался. – Я вот ни одной так и не углядел. А ты… ты же самая красивая девушка в Северном Пределе, Олэ… Один раз я посмотрел – так Дядя знаешь какую выволочку мне сделал? Сказал, что я только и делаю, что на красоток смотрю… дела не делаю, толку с меня… Я и перестал. Чтобы, значит, толк был…
– Ты на меня посмотрел? А я не знала…
Я гладила и гладила его бедную руку, избегая дотрагиваться до бинта. Волосы… какие же у него волосы красивые!
– А дядя… будет рассержен, что мы… что ты…?
Я даже приподнялась – чтобы видеть его глаза.
– Он будет в ярости, - бледно усмехнулся Айдесс. – Но не из-за тебя, конечно. А просто потому что я вообще в гости свернул, не предупредив. Ему нравится, когда все под контролем. А тебе он обрадуется. Я знаю…
Он закашлялся и сдавленно проговорил:
– Давно не болел… Все-таки свалил меня холод… Посмотришь вот на меня, когда я такой, и не пойдешь замуж… - усмешка его стала еще бледнее. – Скажешь, на кой мне муж… ноющий… на ногах не стоящий…
– Не замечала, чтобы ты ныл, - отозвалась я. – Значит, говоришь, будет рад? Айдесс, милый… я меньше всего на свете хотела бы быть причиной размолвки
Мне хотелось прикасаться к нему всё время. Хотя бы тихонько и еле заметно. А ещё… я гнала от себя страх. Старалась не замечать затрудненного дыхания, горячей сухой кожи… кашля…
– Смотрел… весной было… ты… читала что-то, - Айдесс устало закрыл глаза. – Серая обложка с голубым… Платье синее было… и в волосах одуванчики… Ты смотрела в книгу. Не будет размолвки, Олэ… не бойся.
А я и не боялась. Ни его дядю, ни… службу его безопасности, ни демонов подземных! Никого! Я только болезни боялась в тот момент. Она во сто крат страшнее.
А ещё пыталась вспомнить: что же я читала ТОГДА? И что было бы, если бы я поймала – смогла поймать – взгляд Йэгге Айдесса, такой выразительный, что даже его дядя заметил. Но про книгу я так и не вспомнила, не смогла – потому что подощли наконец жители Голого острова, и папины матросы, и Айдесса погрузили на корабль. Я опять была с ним рядом – хоть и не так близко, и неловко было бы прижиматься, как недавно, щекой к его плечу.
Закрытые глаза, щетина на щеке, расслабленная неподвижность тела. Казалось, он забыл обо всем, погрузившись в какие-то размышления… или, скорее всего, он просто уснул? Не будить же мне его… Сон лечит. А Айдессу сейчас нужна любая помощь. Ничего не будет лишним.
Поэтому я сидела рядом, неудобно примостившись на каком-то свернутом канате, и первый раз в жизни пыталась плести своё кружево, не закрывая глаз… всё-таки народу кругом было слишком много. Да ещё и Тёрнед присел рядом и прижался ко мне боком. Иногда он глядел на меня – по-взрослому, молча и как будто говоря: «всё будет хорошо, положись на меня!» Синяки уже изменили цвет, ссадины поджили – я ведь и братика тоже подлечила потом, после Айдесса... Но Тёр как будто и забыл про свои ушибы и травмы.
А кеорфюрст выглядел совсем больным. Или тяжелораненым. И я довольно скоро и о привычке своей забыла, о стеснительности – когда поняла, что он попросту без сознания. И тогда я закрыла глаза и сосредоточилась – но мало что получилось у меня. Разве что снизить жар немножко… А потом был дом, и суматоха, и мама, и тетя, и ненужные вопросы, и пустые фразы… много чего.
……И ещё одна яркая картина – толпа на берегу… Они ждали нас, ждали вестей от тех, кто оставался на острове, а некоторые (спасибо моему отцу, их было всего несколько человек!) – ждали ещё и того, чем мог разрешиться конфликт между гостем, избившим мальчика, и хозяином дома…
Мама и тетя, и мой младший брат, и несколько старых слуг были непривычно суровы. Но отец первым начал – он коротко осведомил всех о том, что произошло на Голом Острове, не объясняя, откуда, собственно, произошел ураган, и… и всё. А после этого Айдесса вынесли на берег – и двое держались за носилки и не отходили от них: Тёр и я. Причем, быть может, даже выражения лиц у нас были похожи.
Айдесс, милый мой, бедный! Один раз только – его несли как раз в дом – я смогла тихонько дотронуться до него. Он как будто ждал, открыл глаза и попытался улыбнуться… А потом опять закрыл глаза. Ушел. Вот тут мне стоило огромных усилий в голос не заплакать. Кажется, я кривила губы в приветственной, ободряющей улыбке – а по щекам всё равно лились слезы, и надо было их смахивать, делая вид, что ты поправляешь волосы…