Зимняя кость
Шрифт:
Морозный пейзаж обрамлял ее до того жалко, что машина тормознула через несколько минут. Остановился продовольственный фургон «Швана», и шофер несколько раз повторил, что, вообще-то, ему брать пассажиров не положено, но, ексель, этот ветер так свистит, что все правила как бы сдувает, нет? Он ее провез мимо ветхих клякс Боби, Хини-Кросс и Чонка, мимо поворота на Хэслэм-Спрингз, к самой развилке над Хокфоллом. Здесь их пути расходились, и Ри вылезла из кабины, проводила взглядом фургон на север.
Под гребнем дорогу на Хокфолл не расчистили. Ри спустилась по длинному
Резкий синий ветер возвращал в небо непогодь, у края зрения собирались темные тучи — несли с собой морозную слякоть на потом. Разобраться с Ри подошла толстая бурая псина по пузо в снегу, обнюхала и сообщила о своих изысканиях лаем, пока еще три собаки не примчались из-за дороги, не заскакали вокруг. Так Ри и шла под конвоем трех шустрых дворняг — мимо луга со старыми рухнувшими стенами — в саму деревню. У низких каменных домов были узкие крылечки спереди и высокие худые окна. У большинства по-прежнему по две парадные двери в согласии с некими прочтениями Писания — одна для мужчин, другая для женщин, хотя в точности так ими никто уже давно не пользовался. Из первого дома на крыльцо вышла женщина, спросила:
— Ты кто?
Ри остановилась на дороге в сугробе по колено:
— Меня звать Долли. Я из Долли. Ри Долли.
Женщина была молодая, лет двадцати пяти, в банном халате, крашенном вручную узелками, поверх серого мохнатого свитера, черных джинсов и сапог. Волосы почти что черные, стрижены коротко и модно, к тому же на ней были какие-то тяжелые очки, от которых она смотрелась интеллигентно и симпатично. У нее за спиной играла музыка — какая-то песня, лязгали гитарные струны, а в тексте на свободе бегали дикие кони [4] . Женщина сказала:
4
Песня «Дикий конь» (The Wild Horse) английского певца Рода Стюарта и гитариста Энди Тейлора с альбома «Не в порядке» (Out of Order, 1988).
— По-моему, я тебя не знаю.
— Я из долины Рэтлин? На ручье Бромонт? Знаете, где это?
— А нам хоть из Тимбукту, — ответила женщина. — Тебе чего здесь надо?
— У меня папа — Джессап, они кореша с Малышом Артуром, и мне его надо найти. Я тут уже раньше бывала. Я знаю, в каком доме Малыш Артур живет.
Женщина закурила кривую желтую сигаретку, спичку щелчком отправила в сугроб. Она не сводила с Ри глаз, а дыхание и дым ее мешались белым в воздухе. Собаки вскарабкались по ступенькам, обнюхивали
— Постой пока тут, я за шапкой схожу. Нос свой никуда не суй только.
Дома повыше на всклокоченных склонах были будто крошки в бороде — и так же внезапно, казалось, могли выпасть. Но простояли они так два-три поколения, и каскады снега, оползни дождя и потуги весеннего ветра старались сшибить их со склонов, чтоб покатились кубарем, но так и не раскачали. По всем подъемам вились тропинки — между деревьями, по каменным карнизам, от дома к дому, и, будь погода получше, Ри бы показалось, что деревушка это волшебная — если какое-то место может быть заколдованным и не слишком дружелюбным. Выше по дороге она увидела колеи, но они вели из распадка в другую сторону. Долгая дорога до каких-нибудь полезных мест, но в том направлении не нужно расчищать дорогу до шоссе.
Женщина вышла из дома и спустилась с крыльца, стараясь не поскользнуться на обледенелых ступеньках, — теперь на ней была ковбойская шляпа перламутрового оттенка, с голубым пером под лентой. Косяк ее додымил почти до конца, и она протянула его Ри, та взяла и затянулась. Женщина сказала:
— Хотя я тебя, вообще-то, знаю. Видела на вечерах встречи в Роки-Дроп.
— Мы не всегда ездим.
— Ты как-то раз хорошенько по жопе надавала одному жирдяю Бошеллу, который тебе на платье сморкнулся, правда?
— Вы это видели?
— Запустила в него тарелкой фаршированных яиц, а потом харей в землю ткнула и заставила просить прощенья. И у тебя еще у мамаши чердак потек, правильно? И живешь ты там рядом с Белявым Милтоном?
— Ага. Это я и есть.
— Меня Меган звать. И я знала Джессапа, когда его видала, только мы не разговаривали.
— Вы его знали?
Ри вытянула косяк до пяточки и вернула Меган. Та сунула в рот и проглотила, потом сказала:
— Знала, когда тут видала, в смысле. И слыхала, чего он делает.
— А. Ну, он фен варит.
— Миленькая, они все так сейчас. Вслух и говорить не надо.
Ри с Меган двинулись к Малышу Артуру, ботинки скрипели в снегу, за ними тянулись собаки, стуча им по лодыжкам хвостами, а то выскакивая вперед пробить собой сугробы. Пока они шли, двери домов открывались, на них смотрели. Меган махала людям, ей махали в ответ, и двери закрывались. Каменные лица домов ловили снег своими буграми и морщинами — они были похожи на идеальные утесы в глухомани.
Малыш Артур жил повыше на склоне, почти у самого гребня. Дом у него был сложен больше из дерева, чем из камня, но и камня там хватало. С крутой стороны дома за кухонной дверью было крыльцо, но ступени и сваи обвалились, и пол без поддержки висел над адским обрывом — заманчиво скверная мысль для того, кто улетел так высоко, что может и дальше полетать. Возле дома ржавели две изрешеченные пулями бочки и другой железный мусор, а у стены, как летнюю скамейку, установили драное бежевое автомобильное сиденье. Когда они подошли, в переднем окне замаячил какой-то силуэт.