Зимняя кость

Вудрелл Дэниэл

— Вставай давай оттуда.

— Он обещал вернуться с кучей всего для всех нас, но он всегда обещает.

— Малышечка, как же я тебя понимаю, правда, но, сидя на снегу, ничего соображать не надо. — Меган вздохнула, бросила взгляд на ближайшие окна, потом склонилась и подхватила Ри под руки, подняла, отряхнула снег ей с ног и юбки. — Пошли уже — вставай.

— Он, блин, вечно обещает. Что угодно наплетет, лишь бы отвалить.

Вместе они пошли по нерасчищенной дороге.

— Не говори только никому, что это я тебе сказала, хорошо?

Но я вот так понимаю, что тебе нужно подняться на горку и попроситься с Тумаком Милтоном поговорить.

— С Тумаком Милтоном?

— Надо подняться на горку — и надеяться, что он с тобой поговорит. Обычно он не.

— Ой, нет-нет-нет. Нет. Этот дядька — он меня сильно больше прочих пугает.

— Ну, пугаться его ничуть не стыдно, детка. Он же мой дедуля, я всю жизнь с ним рядом, но по-прежнему очень стараюсь его вообще никак не злить. Видела, что тогда бывает. Ты только за языком следи, не вздумай проболтаться, что это я тебя послала, — но только он и может тебе ответить. Только Тумак ответ и знает.

В глаза Меган вдруг набилась вода — набухли слезы, а может, ей могутно чихнуть захотелось, шмыгнуть носом. Они шли дальше по Хокфоллской дороге, шаги проваливались в белое, и Меган больше головы не подымала, пока не дошли до ее дома, не остановились. Она обхватила Ри за плечи рукой, а другую подняла и показала за луг со старыми стенами, вверх по склону, на весь стиснутый дом из мышастого камня в круге голых деревьев. Сказала:

— У нас так всегда было, черт бы его драл. Всегда, блядь, и есть. Сходи к Тумаку. Подымись, тихонько в дверь постучи и стой жди.

~~~

На дальних пиках тучи, казалось, раскалывались, темные рулоны рвались на вершинах, латали чистое небо клочками мрака. Начала падать морозная слякоть — не хлопьями, не дождем, а крохотными белыми катышками, и они, приземляясь, взрывались капельками, вдруг замерзали глазурью на снегу. Приносивший их ветер трещал лесом, сталкивал ветку с веткой, и повсюду разносилась эта неистовая чечетка. Время от времени ветка не выдерживала и откалывалась от ствола, падала наземь, как-то хрюкнув напоследок.

Ри перешла на другую сторону луга со старыми падшими стенами, взобралась по склону к дому Тумака Милтона, но стучать не пришлось. Когда она входила во двор, ее уже поджидала женщина. Стояла на пороге в фартуке поверх ситцевого платья с коротким рукавом, потирала руки, смотрела, как подходит Ри. Женщине было уже за середину жизни, но щеки ее вроде розовели, вся она была крепка, седые волосы зачесаны наверх воздушным валиком и залакированы, чтоб не рассыпаться. Дородная, крепкокостная, тело все перекатывалось, когда шевелилась. Женщина произнесла:

— Ты, я полагаю, не туда попала. Кто такая будешь?

В длинной низкой постройке через двор гомонили куры. В курятнике горел свет, а снег между ним и задней дверью в дом утоптали. Само жилище

строили без этих вот фривольных камней легкомысленных расцветок — весь дом был насыщенных оттенков, неяркий. Над головой женщины в дверях выступало чуток крыши.

— Я Долли. — Зеленый капюшон Ри отяжелел от влаги и лип к голове, а ветер трепал ее юбку о растрескавшиеся от холода ноги, и Ри щурилась от набрызга мокреди. — Мой папа — Джессап Долли. Я Ри.

— Это какой же Джессап?

— Из долины Рэтлин. Брат Слезки. То есть Хэслэма. Слезка Хэслэмом родился.

— Я, наверно, знаю, кто таков Слезка. Поэтому твой Джессап, значит, будет тот, который на красотке Бромонтов женился.

— Правильно — мама раньше была Конни Бромонт.

— Младшенькая сестрица Джека. А Джека я знавала. — Женщина подманила Ри к себе на ступеньку, под крышу. Стащила капюшон у нее с головы, рассмотрела лицо. — Ты тут не бучу пришла чинить, а? Потому что в племяшах у меня Охламон Лерой, а не он ли папашу твоего как-то раз подстрелил?

— Да, мэм, но это ко мне никакого касательства не имеет. Они это сами между собой уладили, по-моему.

— Как шмальнули в него — так и уладили. Так, а ты чего хочешь?

— Мэм, мне очень-очень нужно с Тумаком Милтоном поговорить.

— Ай! Ай! Пошла прочь отсюда, девчонка. Пшла!

— Надо — очень и очень надо, мэм. Прошу вас — я ж тоже Долли!У нас хоть чуток крови общей есть. Это же что-то значит— разве не всегда так говорили?

При словах про общую кровь женщина осеклась, вздохнула и сложила на груди руки, плотно сжала губы. Потом дотянулась, потрогала Ри за волосы, оценила кончиками пальцев их прохладную влажность, провела тыльной стороной руки по раскрасневшейся зимней щеке. Сказала Ри:

— А мужчин этим заниматься у тебя нет?

— Я не могу так долго ждать.

— Ну а он разговаривает не больше, чем ему надо, ты это понимаешь? Да и когда разговаривает, говорит не прямо. Такое скажет, что надо понимать, о чем он, а ежели не поймешь, он объяснять не будет. И даже когда говорит, с женщинами он не очень разговаривает.

— Вы б могли сказать, что я еще девочка.

Женщина грустно улыбнулась, снова дотронулась до лица Ри.

— Я, наверно, не буду. Он тебя и сам разглядит. Иди подожди где-нибудь на дворе, вон у того курятника, я ему скажу, что ты тут.

У курятника укрыться было особо негде. Под самой стеной там росла спаренная мимоза, она хоть как-то защищала от ветра, и Ри съежилась за сухой стороной двойного ствола. Села на корточки, а юбку уронила наземь, устроила такую палатку, в которой главный столб — сама. В отапливаемом курятнике гоношились куры, и низко по стенам лед стаивал неровной линией. Мимоза прикрывала от прямого ветра, но с обеих сторон ствола Ри хлестали его завихренья, а взрывающиеся белые катышки непогоди окутывали ее туманом, который вскоре подмерз.