Зимняя луна (Ад в наследство)
Шрифт:
– Вы так милы...
Блум пожал своими огромными плечами.
– У вас не должно быть иллюзий о какой-то легкости реабилитации.
– Я изначально человек без иллюзий.
– Хорошо. Вы будете сначала бояться боли, ужасаться ее, избегать, просить отправить вас домой полукалекой, не заканчивая программы...
– Вот здорово, я едва могу дождаться начала!
– ...но я научу вас ненавидеть боль вместо того, чтобы бояться ее...
– Может быть, я лучше пойду на уроки по шитью, или испанским языком займусь?
– ...а затем я научу вас любить боль, потому что это единственный явный признак того, что вы делаете прогресс.
– Вам нужен новый курс по агитации пациентов.
– Вы сами должны себя вдохновить, Макгарвей. Моя основная задача - это бросить вам вызов.
– Зовите меня Джек.
– Терапевт покачал головой.
– Нет. Для начала я буду звать вас Макгарвей, а вы зовите меня Блум. Такие отношения всегда враждебны в начале. Вам нужно ненавидеть меня, чтобы сфокусировать на мне свою ярость. Когда это время придет, будет легче ненавидеть меня, если мы не будем пользоваться именами.
– Я уже вас ненавижу.
Блум улыбнулся:
– Вы правильно делаете, Макгарвей.
12
После июньской ночи десятого числа Эдуардо жил в отречении. Впервые за свою жизнь он не желал встречаться с реальностью, хотя и знал, что сейчас это важнее, чем когда-либо прежде. Для него было бью целебней посетить одно место на ранчо, где нашел бы - или, наоборот, не нашел бы - доказательства, подтверждающие его самые черные подозрения о природе "гостя", который зашел в его дом, когда он сам находился в конторе Тревиса Поттера. Вместо этого он старательно избегал этого места, даже не глядел в сторону того холмика.
Пил слишком много и совершенно об этом не тревожился. Семьдесят лет жил под девизом "Умеренность во всем", и этот рецепт жизни довел его только до состояния унизительного одиночества и страха. Он хотел, чтобы пиво - которое он время от времени перемежал хорошим бурбоном - оказывало на него еще большее анестезирующее влияние. Казалось, приобрел жуткий иммунитет к алкоголю. И даже когда заливал в себя дозу, достаточную для того, чтобы ноги и позвоночник стали резиновыми, то мозг все еще оставался слишком ясным.
Теперь Эдуардо читал исключительно тот жанр, к которому он совсем недавно приобрел такое расположение: Хайнлайн, Кларк, Брэдбери, Старджон, Бенфорд, Клемент, Уиндем, Кристофер, Нивен, Желязны. Точно так же, как когда-то, обнаружил, к своему удивлению, что фантастика может быть вызывающей и наводящей на размышления, теперь он узнал, что она может быть и наркотической, лучше, чем любое количество пива, причем, в меньшей степени отражаясь на мочевом пузыре. Эффект - просветление и удивление или интеллектуальное и эмоциональное отупение - зависел строго от желания читателя. Космические корабли, машины времени, кабины телепортации, инопланетные миры, колонизированные луны, инопланетяне, мутанты, разумные растения, роботы, андроиды, клоны, компьютеры, сочащиеся разумом, телепатия. Флот военных космических кораблей, отправленный сражаться далеко в другую галактику, гибель вселенной, обратное течение времени, конец всего! Он терялся в этом тумане фантастики, в этом завтра, которого никогда не будет, только чтобы не думать о немыслимом.
Пришелец из двери пребывал в покое, затерявшись в лесу, и дни проходили без новых происшествий. Эдуардо не понимал, неужели тому потребовалось пройти миллиарды миль космоса или тысячелетия времени только для того, чтобы завоевать Землю черепашьими шагами.
Конечно, самой сутью любого настоящего и подлинного пришельца было то, что его мотивации и поступки должны быть загадочны и, может быть, даже непостижимы для человека. Завоевание Земли, возможно, вообще никак не интересует того, кто прошел через дверь, а его концепция времени может быть так радикально отличной от концепции Эдуардо, что дни для него похожи на минуты.
В фантастических рассказах существовало три вида пришельцев. Хорошие, в общем, желали помочь человечеству достичь полной реализации своего потенциала как разумного вида, чтобы тогда уже им сосуществовать, как приятелям, и делить вечные приключения. Плохие хотели поработить человечество, употребить его на обед, отложить в него яйца, поохотиться на него ради спорта, или уничтожить из-за трагического непонимания или же по одной только злобности натуры. Третий - и реже всего встречающийся - тип пришельцев был ни плохим, ни хорошим, но настолько чужим, что его цели и предназначение были для человечества так же загадочны, как и существование Бога. Этот тип обычно оказывал человеческой расе большую услугу или причинял жуткое зло, просто проходя мимо, по краю своей галактической трассы. Как автобус проезжает сквозь колонны деловитых муравьев на дороге; они даже не осознавали встречи, того что она как-то повлияла на жизни разумных существ.
Эдуардо ничего не знал о дальнейших намерениях существа-наблюдателя в лесу, но инстинктивно ощущал, что на личном уровне тот не желает ему добра. Оно не искало вечного товарищества и не желало делится приключениями. Оно не пребывало в блаженном неведении о его существовании, так что к третьему типу пришельцев не относилось. Оно было странным и недоброжелательным и собиралось, рано или поздно, убыть его.
В рассказах добрые пришельцы численно превосходили злых. Фантастика в основном была литературой надежды.
Но пока длились июньские теплые дни, надежды на ранчо Квотермесса явно было меньше, чем на страницах этих книг.
После полудня семнадцатого июня, когда Эдуардо сидел в кресле гостиной, потягивая пиво и читая Уолтера М.Миллера, зазвонил телефон. Он отложил книгу, но не пиво, и прошел на кухню, чтобы снять трубку.
Тревис Поттер сказал:
– Мистер Фернандес, вам не о чем волноваться.
– Не о чем?
– Я получил факс из гослаборатории - результаты тестов с образцами ткани этих енотов: они не были инфицированы.
– Но они точно умерли, - зло сказал Эдуардо.
– Не от бешенства. И не от чумы. Ни от чего такого, что можно назвать инфекцией или что передается через их укусы и блох.
– Вы сделали вскрытие?
– Да, сэр.
– Так что, их скука убила, что ли?
Поттер помолчал.
– Единственное, что я смог найти, - воспаление и сильное разбухание мозга.
– Хотя, как вы говорите, это не было инфекцией?
– Не было. Ни ран, ни нарывов или гноя, просто воспаление и чрезвычайное увеличение. Чрезвычайное.