Зимняя роза
Шрифт:
У нее заныло сердце, и она отвернулась, не в силах смотреть на отца. Он позволил Фэррелу вызвать Ситона на дуэль, надеясь, что Кристофер будет убит. Он согласился на это, чтобы спастись от позора, который сам на себя навлек. Но расплатился за его обман Фэррел. А теперь ее очередь жертвовать собой.
— Почему бы тебе просто не выставить меня на аукцион и не покончить с этим делом? — тихо спросила она с нескрываемым презрением. — Продай меня в рабство лет на десять. Что ж, мне будет чуть больше тридцати, когда долг будет погашен.
Ирена
— Выставить на аукцион, говоришь? — задумчиво сказал он, потирая руки. — На аукцион? Отличная мысль пришла тебе в голову, дочка!
— Отец! — Ирена вспомнила насмешливое замечание Кристофера и пожалела, что вообще открыла рот. — Отец, я же пошутила, — попыталась объяснить она. — Неужели ты серьезно?
Но Эвери, казалось, не слышал.
— Это произведет достаточно шуму. Съедутся богатые покупатели… умной, хорошенькой жены.
— Жены? — шепотом повторила Ирена.
— Жена, которая умеет считать и писать, может стоить порядочную сумму, пожалуй, даже больше двух тысяч фунтов. А после торгов она уже не сможет возразить, когда муж полезет ей под юбку.
Ирена закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Что она наделала?
— Конечно, этот проклятый Ситон не должен участвовать в торгах. А то больно он разохотился. Я видел, как он не сводил с тебя глаз в карете. Но мы найдем способ.
— Отец, я прошу тебя, — взмолилась Ирена, — не делай этого!
Но Флеминг вдруг захихикал, не обращая на дочь никакого внимания.
— Я разошлю объявления, вот что я сделаю. Напишет их Фэррел. Он грамотный. — Звери поднял палец. — Только Кристоферу Ситону запрещается принимать участие в торгах, — процитировал он будущие строчки.
Потирая руки, Звери раскачивался, сидя на краешке стула, затем хлопнул рукой по колену. Его глаза светились, словно он уже победил своего врага. Он так упивался местью, что вряд ли заметил, как Ирена в слезах выбежала из комнаты.
К утру следующего дня написанные от руки объявления были разосланы. В них говорилось о том, что через десять дней произойдет необычайное событие. Девица Ирена Флеминг будет продана на аукционе, который состоится перед гостиницей, а если погода будет плохая, то внутри ее, в общей зале. Объявление призывало достойных покупателей пересчитать деньги в кошельке и уведомляло, что стартовая цена этой красивой и талантливой девицы — две тысячи фунтов. Внизу крупными буквами были приписано, что Кристоферу Ситону запрещается принимать участие в торгах.
Бен как раз выходил из гостиницы, когда увидел возле доски объявлений Ситона. Обнажив в улыбке почерневшие зубы, старик посмотрел на Кристофера и стукнул по листу бумаги рукой.
— Вас не пускают на торги, мистер! Молва об этом разнеслась быстрее, чем я успел плюнуть на этот листок. Хоть вы и говорили, что не собираетесь жениться,
— Не знаю, — сухо ответил Ситон.
Старик захихикал:
— Вы явно не в духе, хозяин.
Кристофер утвердительно кивнул и потянул поводья. Лошадь медленно двинулась прочь. Бен некоторое время смотрел вслед, пока не услышал стремительно приближающийся топот копыт. Он едва успел отскочить в сторону, как мимо него пронесся на лошади Тимми Сиарс. Рыжеволосый всадник не обратил на пьянчужку никакого внимания. Лишь когда Тимми отъехал достаточно далеко, старик разразился потоком ругательств. В приливе справедливого негодования Бен не заметил, что сзади приближается еще один всадник.
Хаггард увидел на дороге сгорбленную фигуру старика и резко осадил своего лохматого, длинногривого мерина. Тот остановился так внезапно, что Хэгги, высоко подпрыгнув, со всего размаху плюхнулся обратно в седло. Застонав от боли, он стиснул зубы, и с этого момента его посадка в седле стала отличаться некоторой скованностью. Бен оглянулся и поспешил удалиться.
Кристофер Ситон махнул на прощание матросу и выбрался из лодки на пристань. Отряхнув руки, он глубже натянул шляпу, чтобы ее не сдул ветер, и не спеша направился в «Красную лань» — прибрежную таверну, славящуюся своим элем, который охлаждали в погребах, устроенных между сваями. Идя по узким, петляющим вдоль берега улочкам, Кристофер размышлял.
Капитан Дэниэлс нынче прибыл из Лондона. С первыми лучами солнца он, взяв на борт груз, уйдет в плавание. Через некоторое время он снова вернется в Уэркингтон, а затем вновь отправится в Лондон. А пока матросы Дэниэлса сошли на берег и разбрелись по пивным.
Полдень уже миновал, но «Красная лань» пока пустовала. И изнывающий от безделья бармен обрадовался появлению посетителя. Он послал мальчика в погреб за кувшином холодного эля и не умолкал, пока перед Кристофером не поставили полную до краев кружку. Кристофер устроился за уютным столиком возле камина. Поставив ноги па низкий табурет, он смотрел на пляшущие язычки огня, но мысли его блуждали далеко. Ему вспомнились густые черные волосы, сине-фиолетовые глаза, опушенные черными ресницами, чуть вздернутый изящный носик. Утонченные черты, нежный овал лица с чуть проступающими скулами, на которых всегда играл легкий румянец.
А губы? Не надутые губки жеманных красоток при дворе, а изящно очерченные, чувственные, очаровательно изгибающиеся в лукавой улыбке. Он вновь почувствовал обжигающую сладость ее рта.
Затем разом появилось все остальное. А изящные руки, длинные, стройные ноги, и тело без малейших признаков полноты, свойственной изнеженным леди, но и не худое. А скрытая сила, вдруг распрямляющая ее, как сжатую пружину? Она сама не знала, как красива.
Кристофер вспомнил ее слова. Горбатый! Покрытый шрамами! Калека! Ее шансы получить в мужья подобного человека были достаточно высоки.