Зимняя сказка
Шрифт:
Она тут же всадила иглу ему в руку, и он застыл, боясь сломать ее неловким движением.
– Что в нем? – прохрипел он, глядя на шприц.
– Триоксиметасалицилат, диметилэтилокситан и випарин.
– Я так и думал, – грустно произнес он. – Будет очень странно, если я не протяну от этого ноги…
Питер Лейк проснулся куда раньше, чем она рассчитывала. В течение какого-то времени он силился понять, где он находится и что с ним могло произойти, но, вспомнив о том, что потерял память, оставил это бессмысленное занятие и повернулся к окну. Питер
Тишину нарушили какие-то звуки. Питер Лейк оторвал голову от подушки и услышал стук копыт. Он показался ему чем-то страшно знакомым. Да-да, точно так же стучали копыта лошадей сменявших друг друга в четыре часа полицейских нарядов. Одни лошадки будут разъезжать по городу, других будут чистить скребницами темнокожие конюхи…
Стук копыт вскоре затих, и он вновь остался один на один с совершенно неведомым ему миром. Прямо перед ним на стене висел какой-то непонятный ящик, передняя стенка которого была сделана из темного стекла. Формы окружавших его предметов и материал, из которого эти предметы были изготовлены, также вызывали у него крайнее удивление.
– Здесь нет ни железа, ни дерева, – еле слышно пробормотал он, поражаясь тому, что вещи неожиданно утратили свои прежние свойства.
Из чего, к примеру, были сделаны находившиеся у него над головой панели, светившиеся красным и зеленым светом? Он было решил, что видит прозрачные дверцы какой-то странной печи, однако тут же подумал, что огонь не может быть таким зеленым. Подойдя к ним, он увидел на их поверхности крошечные искорки, которые, судя по всему, мерцали в такт биениям его сердца.
Вскоре в палате появился лечащий доктор, увидевший своего пациента сидящим на кровати и погруженным в глубокие раздумья. Питер Лейк пытался разрешить загадку, мучившую его все последнее время. Заметив врача, он тихо спросил:
– Вы – доктор, не так ли?
– Совершенно верно.
– Никогда не видел таких молодых докторов.
– Мне уже двадцать семь.
– Вы выглядите куда моложе. Простите, но я дал бы вам не больше пятнадцати лет. Признаться, я не знал и того, что женщины могут работать врачами.
– На вашем месте, вернувшись домой, я бы первым делом отправилась убедиться в том, что в Ирландии тоже есть женшины-врачи.
– При чем здесь Ирландия? Я прожил всю свою жизнь в Нью-Йорке.
– Вы говорите с сильным ирландским акцентом.
– Я и сам этому поражаюсь. Но я вырос в этом городе. Я это точно знаю.
– Вас нашли в заливе. Вы могли быть либо моряком, либо пассажиром корабля. Вероятно, помимо сотрясения мозга вы испытали очень сильный шок…
– Нет-нет, – решительно возразил Питер Лейк. – Иначе я бы не узнал стука копыт лошадей, на которых ехал наряд полиции. Они проезжали по этой улице двадцать минут назад. Где мы сейчас находимся?
– В госпитале Святого Винсента.
– Угол Шестой авеню и Одиннадцатой улицы?
– Совершенно верно.
– Они доберутся до конюшни за десять минут, еще десять
Едва он произнес эти слова, как церковный колокол принялся отбивать время. Питер Лейк стал считать его удары:
– Один… Два… Три… Четыре!
Доктор взглянула на свои часы. Они показывали ровно четыре.
– Весьма своеобразный способ счета времени, – усмехнулась она. – Ничего подобного я еще не слышала! Теперь я нисколько не сомневаюсь в том, что со временем вы сможете вспомнить и свое имя или найти его, используя для этого метод индукции.
– Часы мне действительно не нужны, – признался Питер Лейк. – Колокола бьют каждые пятнадцать минут. Помимо прочего, я знаю, что поезда надземки идут каждые…
– Какой надземки?
– Обычной надземки.
– Надземки?
– Да, надземки, которая ходит по Шестой авеню.
По ее спине пробежала дрожь.
– Я говорю о поездах надземной железной дороги, – повысил голос Питер Лейк. – Неужели вы слышите о них впервые?
Она покачала головой.
– Ни на Шестой авеню, ни в близлежащих кварталах надземных дорог нет. Возможно, они сохранились где-нибудь в Бронксе или в Бруклине, но только не на Манхэттене.
– Что вы мне голову морочите? Куда же они могли подеваться? Они здесь всюду.
– Нет, – решительно возразила она. – Их здесь нет.
– Позвольте мне выглянуть в окно…
– Вам поставлена капельница, вы подключены к мониторам, и, помимо прочего, окна эти выходят на боковую улочку.
– Я хотел бы на нее посмотреть.
– Неужели вы мне не верите? Надземки здесь нет уже с полвека.
– Именно поэтому мне и хотелось бы взглянуть на улицу. Я хочу посмотреть на город. Это единственное надежное средство для оценки времени.
– А как же кони? – усмехнулась она.
– На конях далеко не уедешь. Для этого они слишком малы. Надеюсь, вы меня понимаете? Мне нужно увидеть сам город.
– Сначала вам нужно выздороветь.
– Я уже и так выздоровел.
– Пока не совсем.
– Я совершенно здоров!
Он распахнул халат. Она было хотела остановить его, но неожиданно увидела на месте только-только начинавших рубцеваться ран гладкие шрамы и испуганно прижала руки к губам. Она не верила собственным глазам, поскольку только что самостоятельно обрабатывала эти раны. Может быть, пациент шутил? Но нет, судя по всему, он действительно уже не нуждался во врачебной помощи…
– Какой сейчас год? – спросил он.
Она ответила ему, и он с новой силой захотел увидеть город.
– Отведите меня на крышу! – попросил он.
Она помогла ему отсоединить трубки и сенсоры, после чего он смог облачиться в одежду, которую ему дали на пароме. Тихонько выйдя из палаты, они направились к лифту. На улице уже стемнело, но какое это имело значение для Нью-Йорка?
Судя по тому, как пациент смотрел на нержавеющую сталь, на датчики противопожарной сигнализации и на светильники, все эти вещи он видел впервые. Будучи врачом, она не могла не обратить внимания и на его подрагивающие губы, и на то, что его лицо то бледнело, то наливалось кровью. Она почувствовала, что ее тоже стала бить дрожь.