Зимняя сказка

Сборник

Защитники, пропустившие атаку с тыла, от неожиданности оцепенели. Впрочем, и нападающие, тоже остановились. Все смотрели на Ваню. А Ваня всё никак не мог стянуть ведро, которое будучи надетое на снежную голову ещё тёплым, уже примёрзло и не желало сниматься. Ваня дёргал всё сильнее и сильнее, и в какой-то момент, поскользнувшись на обледенелом краю, стал падать. Пытаясь удержаться, он ухватился за ручку ведра, но это не помогло – падая с постамента, он потянул на себя и снеговика. Снеговик, застигнутый врасплох, от неожиданности крякнул и вдруг переломился где-то посередине. Верхняя его часть с надменно задранным подбородком отделилась от нижней, соскользнула и полетела вниз. Ударившись о натоптанный снег, снеговик рассыпался, корона слетела с

него, а горделиво вздёрнутая морковка сломалась. На постаменте Короля зимы остался только снежный огрызок.

Игра прекратилась сама собой. Победители сами были не рады победе: как и проигравшие они чувствовали за собой какую-то до конца непонятную вину за гибель снежного истукана. Как будто вслед за этим что-то должно безвозвратно перемениться. Почти не разговаривая друг с другом, все побрели по домам. Разгоряченным, им казалось, что на улице стало тепло – мороз уже не дёргал за нос и уши, и шапку и варежки никто не надевал. Но на это никто не обратил внимания.

И утром, когда они проснулись и выглянули в окно, никто из них даже не удивился тому, что на крышах не было ни одной сосульки, а во дворе не было ни одного сугроба. Да и снега вообще не было. Площадка двора была покрыта яркой травой и жёлтыми одуванчиками, деревья шелестели зелёной листвой, а на краю лужи смешно прыгали воробьи. На постаменте в центре двора стоял белый, будто снежный, пионер-горнист, а за чугунные ворота двора заглядывать почему-то не хотелось.

Ёлка

«Ну, вроде бы всё», – мама сняла передник и села рядом с праздничным столом. Она с середины дня готовила всякие вкусности, хотя и ловила периодически себя на мысли, что это всё немного странно: она никого не ждала к бою курантов. И всё-таки она накрыла стол на девять человек: а вдруг произойдёт чудо, и вся семья соберётся вместе. Уже много лет каждый Новый год дети звонили и поздравляли её, пытаясь неуклюже извиниться за то, что опять не смогут приехать.

Мама вздохнула и пошла к шкафу, где на антресолях лежали ёлочные украшения, бережно хранимые в их семье уже больше полувека. Это были настоящие стеклянные игрушки, многие ручной работы. Когда-то давным-давно, ещё маленькой девочкой она считала дни, когда же они с папой и мамой будут вешать эти игрушки на ёлку: в те времена Новый год для многих – и для их семьи тоже – был самым главным праздником. Он объединял всю семью, да и не только. Двери в квартире не запирались всю новогоднюю ночь, и в гости приходили не только родственники, но запросто заходили соседи по их дружному двору, который куролесил всю новогоднюю ночь.

Мама стала доставать игрушки и развешивать их на ёлку. С каждой из них была связана какая-то интересная история их семьи, и держа игрушку в руках мама вспоминала её и улыбалась. Тут были как-бы рубиновые кремлёвские звездочки с большой звездой-вершинкой, которые нравились её отцу-офицеру. И мамины любимые стеклянные фрукты, многие из которых считались тогда экзотическими – ананасы, апельсины-мандарины, гроздья винограда, гранаты. И бабушкины смешные зверьки на прищепках – она была родом из деревни, и ей нравилось, что фигурки были сделаны очень натурально. У деда любимых игрушек не было, но он когда-то смастерил крестовину, в которую на ведро все эти годы устанавливалась ёлка – в семье признавали только живую натуральную ёлку.

Доставая игрушки из коробок и вешая их на ёлку, мама будто бы собирала вместе всю семью. Дошла очередь и до любимых игрушек её детей. Она достала большой-большой голубой шар. Он был из очень тонкого стекла и немного прозрачный. Её старший сын, как и все в детстве, хотел стать космонавтом. Он говорил, что этот шар похож на Землю из космоса. Мама повесила его на длинную ветку, чтобы шар как бы парил в воздухе и был лучше виден.

У дочери любимыми были стеклянные эльфы-лампочки на электрической гирлянде. Будучи развешанными на ёлке они образовывали весёлую семейку, и подмигивали друг другу. Дочь всегда говорила, что у неё будет много детей, но

не простых, а эльфов. Она не обманула и своих детей до сих пор звала «эльфиками». Мама укрепила гирлянду и включила её в сеть. Гирлянда загорелась, и эльфы стали перемигиваться.

У младшего сына не было любимой ёлочной игрушки, но он обожал ватного Деда-мороза, который ставился под ёлку, и за которым всегда утром обнаруживались сюрпризы. Дед-мороз был когда-то белым и розовощёким, с тщательно вырисованным лицом, но со временем поистёрся – таких не делали уже больше полувека. Мама прикрыла ведро белой марлей и ватой, и поставила Деда-мороза перед ним.

Ёлка была почти наряжена. Не хватало последнего штриха. Мама достала и развесила по всем сторонам ёлки своё любимое украшение – стеклянные разноцветные бусы. Бусы как будто обняли ёлку – они объединили все игрушки, до этого висевшие каждая сама по себе. Сквозь бусы зверьки поглядывали на экзотические фрукты, а эльфийские огоньки отражались в бусах и сбегали вниз от кремлёвской звезды на верхушке до самого Деда-мороза, переливаясь в большом небесном шаре.

Мама снова присела, любуясь ёлкой. До Нового года оставалась всего ничего. И тут в дверь позвонили. Она, немного суетясь, подошла к двери и, подёргав вечно заедающий замок, открыла её. За дверью стояли её дети и внуки – в полном составе. «Здравствуй, мама! Привет, ба!» – зазвучало вразнобой, и вокруг всё завертелось, закружилось, наполнилось движением и звуками.

И только младший внук, удобно расположившийся на руках отца, ничего не говорил, а только ещё активнее жевал соску, во все глаза глядя на удивительное переливающееся всеми цветами и играющее огнями чудо, стоящее в глубине комнаты. И туда же смотрели, будто улыбаясь, лица со старинных семейных фотографий.

Экватор

Воркута не принимала – поднималась буря. Самолет, на котором летел Сергей, посадили в аэропорту Ухты и предложили ждать сутки, предупредив, что буря в Воркуте может продолжаться и неделю, и что, скорее всего, и здесь уже завтра будет нелетная погода. Выбора не было – дальше двигаться можно было только на поезде. Но Сергей, в глубине души, был этому даже рад – он давно мечтал пересечь Полярный круг не формально, сидя в самолете, а самым непосредственным образом, по земле. Казалось, что преодоление этой выдуманной границы позволит шагнуть из обыденности его существования в мир героев его любимых юношеских книг, встать с ними в один ряд.

На вокзале он узнал, что в Воркуту можно будет уехать уже через полтора часа, а потому два часа спустя Сергей в полном одиночестве пил чай в своем купе. Вообще во всём вагоне вместе с ним находилось только четыре пассажира, что, в общем-то, было неудивительно: под Новый год все ехали из Воркуты на материк, а обратно только жертвы своих нелегких обстоятельств, к коим себя причислял и Сергей. Если же кто из аборигенов и ехал по своим местным делам, то эти люди предпочитали плацкартные вагоны. Попутчики Сергея путешествовали каждый сам по себе, как и он – уединившись, и, поэтому, в вагоне была полная тишина, если не считать стука колёс на стыках.

Сергей допил чай, выключил свет и стал смотреть за окно, где иногда возникали из темноты полустанки или вдалеке вдруг показывались то огоньки вахтового поселка, то военного объекта. Снег падал медленно, крупными хлопьями, и не спеша идущий поезд, почти не тревожил его падения. Ход был плавным, вагоны еле заметно раскачивались, и Сергей незаметно для себя задремал.

Когда он проснулся, за окном была кромешная тьма. Когда Сергей только выезжал, уже наступала ночь, хотя ещё не было и двух часов дня – широты то высокие! – но в окрестностях города то и дело попадались какие-то строения, поселки, переезды, рассеянный свет от которых далеко подсвечивал заснеженную пустыню. Сейчас же за окном не было ни единого признака присутствия человека. Не было и встречного железнодорожного пути – дорога здесь была одноколейная. Поэтому по любую сторону от вагона сразу за окном начиналась пустота.