Зимняя война 1939-1940 гг

Сандер Гордон Франк

Глава 8

Врата Выборга

^{(24 февраля — 12 марта 1940 года)}

Нас оставили в одиночестве. Западная помощь нас не спасет: она только превратит Финляндию в поле боя между Великими странами.

Вяйно Таннер, речь перед финским правительством 28 февраля 1940 года

Финны отразили атаку по льду залива; 100 убитых в госпитале при русском налете. Атака на материк отбита береговой артиллерий и авиацией — 25 женщин убито в яростном налете

на город.

«Нью-Йорк таймс», 5 марта 1940 года

Любой американский гражданин, который не танцевал, не выступал с речью, не играл в бридж, не играл в бинго, не принимал участие в банкете в пользу Финляндии, вообще пропустил все вечеринки сезона. Настроение в США изменилось: изоляционизм выкинут с прошлогодним календарем. На плане дел на март США написали: «Спасти Финляндию».

«Таймс», 11 марта 1940 года

Дата: 28 февраля 1940 года. Место: кабинет Молотова с видом на Красную площадь. Советский комиссар говорит по телефону с Александрой Коллонтай, его послом в Швеции. Молотов недоволен. Неделей ранее он отправил Кристиану Гюнтеру и Коллонтай список «минимальных военных требований» для начала мирных переговором с затравленными финнами.

Эти требования отражали успехи нового советского наступления на линии Маннергейма и были жесткими. В качестве цены за мир Молотов теперь хотел не только Ханко в аренду, но и передачу всего юго-восточного утла Финляндии, почти всей финской Карелии. Граница примерно совпадала с границей Петра Великого, проведенной в рамках Ништадского мирного договора в 1721 году. Тоща Россия и ее союзники, Дания и Польша, победили Швецию в Северной войне и Россия впервые стала морской державой.

И еще. Москва также потребовала полуостров Рыбачий на севере и кусок района Салла в восточной Лапландии. Вдобавок Финляндия должна была присоединиться к договору СССР и Эстонии по безопасности Финского залива. В качестве незначительной и лицемерной уступки Молотов опустил предыдущее советское требование о районах на Крайнем Севере, с этим можно было разобраться позже. Это, как отметил Молотов, — «логика войны».

Шокированный новыми советскими требованиями (хотя этого шока не должно было быть), уже разделенное финское правительство осталось безмолвным. Ударные части, что обещали послать (а может, угрожали послать?) Чемберлен и Даладье, казались более привлекательными. 24 февраля новый британский посол в Хельсинки Гордон Верекер заверил Таннера, что экспедиционный англо-французский корпус выйдет в море до 15 марта и прибудет в Финляндию не позднее 15 апреля.

Но Таннер все же сомневался, как пишет Якобсон:

«Конечно, это было радостное сообщение. Но как войска пройдут через Швецию и Норвегию? Об этом дипломаты союзников в Хельсинки давали только невнятные ответы. Они только говорили об оказании морального давления на Швецию и Норвегию, но не могли ответить, что будут делать, если это давление не возымеет действия. Они не могли сказать, так как их правительства еще не приняли решений.

Они все еще были уверены, что последний, отчаянный призыв о помощи от Финляндии растопит сердца се западных соседей.

Финнам, разумеется, все еще было нужно запустить этот странный процесс в действие.

Времени терять было

нельзя: финское правительство должно обратиться с официальной просьбой самое позднее 5 марта, если они хотели, чтобы корабли с войсками вышли пять дней спустя».

В двух словах — правительство оказалось перед выбором из двух вариантов, оба они были плохие: принять новые требования Молотова, потерять Карелию и заключить мир с Кремлем. Или же обратиться с формальной просьбой о помощи, за которой последует спасательная экспедиция союзников и, скорее всего, превратит Финляндию, да и всю Скандинавию, в поле битвы Великих держав. Перед лицом этих неаппетитных альтернатив правительство снова с идиотской настойчивостью решило заставить Молотова ждать ответа.

Пока правительство размышляло, 26 февраля после провальной контратаки истощенные войска Хейнрикса отступили на тыловую линию обороны, которая шла через Выборг. Во время контратаки в районе Хонканиеми финны надеялись застать русских врасплох применением 13 устаревших и неотремонтированных танков «Виккерс» — в первый раз за всю войну. Атака потерпела фиаско. Только шесть этих устаревших танков сумели добраться до линии фронта и вскоре застряли, став легкими мишенями для советских танков. После первой и единственной финской танковой атаки за всю войну остался только один танк.

Защитники города отступили в его почерневшие развалины, раздали последние патроны и приготовились встретить противника.

Разглядывая покинутый, почерневший город в бинокли, его защитники видели воодушевляющую картину: гигантский флаг Финляндии, гордо реющий над древним замком Выборга, той самой цитаделью, которую построил в 1293 году крестоносец Тюргильс Кнутссон. Над той самой цитаделью, за которую столько столетий бились шведы, русские и финны, и которая устояла как символ финского сопротивления. И сколько еще этот флаг будет там, спрашивали себя финны.

Сам Виипури, который когда-то считался самым утонченным и оживленным городом Финляндии, превратился в тень. Здания были разбиты снарядами, парки усеяны воронками от бомб, а по когда-то оживленным улицам ходили только часовые и голуби. «Мертвый город, ждущий Страшного суда, — так описал его потрясенный Вебб Миллер в статье в Юнайтед Пресс после своего визита в город 26 февраля. — В том, что когда-то было самым веселым городом Финляндии, центром туризма озерного края, не осталось живых существ, за исключением часовых, нескольких солдат и голубей. В городе стояла мертвая тишина. Во время нашего пребывания в городе был только один мощный взрыв, где-то на южных окраинах города.

Мы обошли город пешком, так как улицы были загромождены грудами снега, брошенной мебелью и обломками домов. Бомбы и снаряды сделали этот город самым ужасным видом опустошения в Финляндии.

Воды и электричества не было. Трамвайные провода бесполезны и лежат в снегу рядом с трамвайными рельсами. Гигантские деревья в центральном парке разорваны на куски и лежат в воронках…»

За исключением исторического замка, большая часть зданий в городе, включая лютеранскую церковь 1849 года постройки, лежат в руинах, отметил Миллер. Отель, в котором он с коллегами-корреспондентами останавливался парой месяцев раньше, все еще горел, подожженный во время налета в предыдущий день. Из окон все еще лениво выбивался дым.