Зимняя война
Шрифт:
В 5.25 утра поступил отчет о встрече, состоявшейся накануне вечером:
«Встреча 11 марта продолжалась от 18.00 до 19.30. Советские представители не пошли ни на какие уступки и требовали, чтобы их условия были приняты. Однако на будущее они обещали три незначительные уступки. Окончательный проект договора мы будем иметь во вторник (12 марта). Они не соглашаются на прекращение военных действий, которые закончатся только тогда, когда договор будет подписан. Мы спешим сделать все, что в наших силах».
В следующей телеграмме, поступившей менее чем через час, они просили как можно скорее направить им документ, предоставляющий все полномочия для подписания договора.
Затем я доложил членам кабинета министров о коммюнике, выпущенных премьер-министрами Англии и Франции, которые уже были опубликованы в утренних газетах. Грипенберг сообщил по телеграфу о сделанном премьер-министром Чемберленом заявлении, что 12 бомбардировщиков вылетят в Финляндию 12 марта, еще 42 — в самое ближайшее время, но что они будут возвращены в Англию, если мир будет подписан. Хольма сообщил по телеграфу из Парижа, что премьер Даладье сообщил ему, что после получения просьбы о помощи кабинет министров ответит на нее без малейшего промедления. Здесь я добавил, что позиция шведского и норвежского правительств по вопросу транзита войск не претерпела ни малейшего изменения. И наконец, я изложил им идею главнокомандующего о замене уступаемых территорий.
Мой доклад вызвал дискуссию по различным аспектам. Имеет смысл привести фрагменты обсуждения.
Ньюкканен. Я хочу узнать, как предлагает поступить министр иностранных дел с британской и французской помощью. Не считает ли он, что, воздерживаясь от обращения за помощью, мы отдаем себя целиком на милосердие Советского Союза?
Таннер. Если мы избрали прекращение военных действий и заключение мира, нам остается только поблагодарить Запад за добрые намерения.
Ньюкканен. Исходя из сложившейся ситуации, я не возражал против начала переговоров, чтобы получить ясное представление об условиях мира. Но теперь стало совершенно понятно, что куда выгоднее продолжать борьбу, чем принять мир на советских условиях. По этой причине следует немедленно обратиться за помощью к Англии и Франции. Я обдумывал этот вопрос и пришел к выводу, что заключение мира отдает нас целиком и полностью на милость СССР, поскольку Запад устранится, а Швеция не окажет помощь. Я не могу больше занимать пост министра обороны, если большинство членов кабинета и главнокомандующий вооруженных сил придерживаются другой точки зрения.
Ханнула. Я целиком согласен с Ньюкканеном. Я пришел к такому же заключению.
Таннер. Я могу понять, что мои коллеги расходятся во мнениях из-за жесткости условий мира. И все же я надеюсь, что мы сможем остаться сплоченными до конца. Будет достойно сожаления, если между нами произойдет раскол; это только ослабит страну. Я считаю, что, как только будет заключен мир, долг кабинета министров можно считать выполненным, и об этом надо будет доложить парламенту. Если парламент окажет доверие, кабинет министров должен будет остаться у власти; если нет — он подаст в отставку.
Ньюкканен. Должен сознаться, что мне трудно принять такую позицию кабинета, хотя понимаю, что точка зрения большинства также имеет свою логику. Именно по этой причине я не возражал против переговоров. Но условия мира дают СССР значительные преимущества, оскорбительные для нас. Поэтому мы должны продолжать сражаться. Я не порицаю позицию большинства; но я не могу оставаться на своем посту, если взгляды военного командования и кабинета министров отличаются от моих.
Каллио. Это огорчительная ситуация. Мы ничего не знаем о судьбе полумиллиона наших сограждан, чьи дома останутся по другую сторону новой границы. Никто не может сказать, что станется с ними. Меня бросает в дрожь от этих условий мира. Я был бы склонен продолжать сопротивление, если бы получил поддержку парламента и кабинета министров, но мы все вместе избрали нынешний путь. Достойно сожаления, что слабовольная Швеция стала мирным посредником.
Эти высказывания демонстрируют, какие мысли обуревали министров в момент принятия окончательного решения. То, что они говорили, отражало их отчаяние в отношении будущего нашей страны, в отношении судьбы наших сограждан, которым предстояло лишиться своих жилищ. Но жестокая реальность заставляла нас двигаться избранным курсом.
Затем члены кабинета министров потребовали сообщить им о том, как прошло рассмотрение этого вопроса на комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента. Я рассказал об этом, а также об утечке информации о решении комиссии, которая, вероятно, стала известна в Москве до окончательной договоренности на переговорах. Расценив эту утечку как предательство, я доложил, что передал это дело в полицию.
Некоторые министры настаивали на том, чтобы премьер-министр в Хельсинки сделал полный доклад о переговорах в Москве, прежде чем он получит полномочия для подписания договора. Я заметил, что это сейчас невозможно, поскольку потребует не менее двух дней, а мы должны сейчас принять окончательное решение. Срок, отпущенный нам Англией и Францией, истекает сегодня; и московские переговоры могут быть прерваны, если возникнет подобная задержка.
Меня спросили, в каком порядке будет осуществляться эвакуация населения с передаваемых территорий. Мне пришлось ответить, что, к сожалению, никакой информации на этот счет пока нет, хотя возможно, что нам дадут какой-то разумный срок для этого. Здесь я, однако, в высшей степени заблуждался, что стало известно спустя несколько дней.
Затем Ньюкканен потребовал, чтобы с передаваемых территорий было эвакуировано не только население, но и вывезено все имущество. На них в настоящий момент находилось большое количество товаров, скота, фуража, зерна и т. д., которое не должно было стать достоянием СССР. И сами обитатели не горели желанием оставить это новым хозяевам; они скорее предпочли бы все сжечь дотла. Наши войска не должны были оставлять мостов, железнодорожных путей или действующих предприятий.
К счастью, никаких действий не было предпринято в этом направлении. Позднее во время переговоров возникало много споров по этому поводу. Порой от нас требовали вернуть вывезенную с уступаемых территорий собственность.
В конце обсуждения я представил кабинету министров документ на французском языке, которым мы наделяли наших представителей в Москве всеми полномочиями для подписания соглашения:
«Мы, нижеподписавшиеся, настоящим уполномочиваем премьер-министра Ристо Рюти, министра без портфеля Ю. К. Паасикиви, генерала Рудольфа Вальдена и депутата Вяйнё Войонмаа представлять Республику Финляндия на идущих в настоящее время в Москве переговорах с представителями Союза Советских Социалистических Республик о прекращении военных действий и заключении мира между двумя странами и от имени Республики Финляндия подписать соглашение, которое может быть достигнуто на упомянутых переговорах. Дано в Хельсинки сего дня двенадцатого марта 1940 года».
Документ должен был быть подписан президентом и министром иностранных дел, затем передан в Москву по телеграфу.
Затем последовала очередная дискуссия.
Ньюкканен. Я считаю, что лучше продолжать вооруженное сопротивление, чем принять эти позорные условия. Я не могу одобрить подписание соглашения, считаю, что мы должны обратиться за помощью к Западу.
Ханнула. Поскольку настоящий вопрос в первый раз поднимается в официальном порядке, я требую, чтобы в протокол было занесено, что на заседаниях комиссии по внешнеполитическим вопросам и кабинета министров я постоянно высказывал мнение, что переговоры о мире не следовало начинать, а нужно принять помощь, предложенную нам Англией и Францией. Мое суждение не изменилось, тем более условия мира ужасающе тяжелы.
Ааро Пакаслахти. Я хочу заявить, что если бы я делал доклад по этому вопросу на заседании Государственного совета, то отверг бы нынешние условия мира.
Фон Борн. Я считаю, что скорейшее подписание мира является военной необходимостью, поэтому поддерживаю сделанное предложение.
Президент решил одобрить внесенное предложение.
Теперь, когда решение было принято, Ньюкканен спросил, может ли он сразу сделать публичное заявление о своей отставке.
Президент спросил его: «Нельзя ли, чтобы это осталось известным только кабинету министров до подписания мира? Отставка должна быть направлена премьер-министру; это возможно только после его возвращения».
Подписав документ, президент Каллио произнес в ветхозаветном стиле: «Да отсохнет рука у того, кто вынужден подписать такой документ».
Эти пророческие слова сбылись. Несколько месяцев спустя у президента случился инсульт, после которого его правая рука оказалась парализованной. Незадолго до конца года президент скончался.
После завершения заседания полномочия были переданы в Москву по телеграфу в незашифрованном виде. Мы также дали указание нашим представителям истребовать время, необходимое для эвакуации в должном порядке населения и собственности с передаваемых территорий.
В 11.45 мне позвонил маршал Маннергейм, спросив меня о новостях из Москвы. Он планировал же взорвать заводы на территориях, отходящих к Советскому Союзу. В частности, он планировал взорвать заводы в Энсо и электростанцию в Роухияле. Я строго запретил ему делать это. Их судьбу еще предстояло решить.