Зимовка на «Торосе»
Шрифт:
— Не унывай, ребятки, — шутил Михаил Иванович, — трудно только первые тридцать лет бывает, а потом дело пойдет так, как будто бы оно и вообще иначе быть не может.
— Верно, Михаил Иванович! Моя бабушка перед смертью тоже так говорила, да вот проверить только не смогла свою правоту — умерла, видишь ли, — согласился Карельский.
16-го пурга стихла. Не без труда мы выкарабкались из палатки, сплошь занесенной снегом. Яркое солнце освещало идеально белую поверхность снега, искрящуюся мириадами драгоценных камней. Мороз был свирепый. Наши запасы продовольствия почти иссякли, надо было торопиться домой на «Торос», но оставался еще не отнаблюденный знак на мысе Фусса, и мы, решив, что две пурги не должны следовать одна за другой
Так же, как и несколько дней тому назад на островах Ледяных, наблюдения состояли из измерения теодолитом углов и беготни вокруг знака, чтобы как-нибудь согреться. Мучительное это занятие, но без него до наступления общего потепления обойтись было нельзя. Наш обед сегодня был более чем скромен, и так как ни разнообразить его, ни, тем более, увеличить в объеме мы не могли, то сочли за благо пораньше залезть в мешки, хотя спать никому не хотелось.
На следующий день наш лагерь в бухте Носова прекратил свое существование, и палатка, мешки, оружие и инструменты были уложены на нарты. Общий вес груза уменьшился против того, который мы имели, выходя с «Тороса», раза в три. Перспектива добраться сегодня до бани и чистой постели подгоняла нас в такой же степени, как и желание хорошо поесть, но впереди лежало 40 километров пути.
Погода была серенькая; дул легкий ветер, но он так обжигал лица, что пришлось все время итти в масках. Последние мы сами нашили себе из подручного материала на «Торосе». Вид людей в этих масках был довольно жуткий, но они хорошо предохраняли лица от обмораживания на ветру и поэтому пользовались на «Торосе» большой популярностью. Силы свои мы все же несколько подорвали, так как даже с весьма облегченными нартами движение шло чрезвычайно медленно. Солнце уже закатилось, когда мы успели добраться только до входа в залив Бирули. Пошел снег…
— Стой, ребятки! Дело-то принимает дурной оборот. Тащить весь груз до «Тороса» без отдыха мы не сможем; разбивать палатку и устраивать ночевку — не сладко, так как у нас нет продовольствия и керосина, и если разыграется пурга на несколько дней, то, чего доброго, и в рай уехать можно. Бросить все здесь и итти налегке — пожалуй мы и дойдем, но если будет пурга, то… сами понимаете, что получится с нами без палатки и без спальных мешков.
— Тяжело, Николай Николаевич! Честно скажу, что у меня ноги только по какой-то инерции переставляются. Не дотащить нам груза, — согласился Михаил Иванович.
— Устали, да и мороз с ветром прямо душит. Решайте, Николай Николаевич, я на все согласен, только надо торопиться — вон погода-то опять разыгрывается, — заметил самый крепкий из нас боцман Карельский.
Положение в самом деле было серьезное. Люди совершенно выбились из сил, а впереди еще предстоял переход почти в 20 километров; погода портилась; продовольствия не было.
Отправка в „гидрологический“ поход.
— Ну, что же раздумывать долго — идем к берегу, оставим там все, за исключением самого необходимого, и скорым шагом домой. На случай пурги возьмем с собой только два спальных мешка — как-нибудь укроемся, а самый сильный пусть добирается за помощью. Оставаться здесь без пищи — еще больше ослабеем и вообще не сможем никуда двинуться. Пошли!
Четыре фигуры, запорошенные снегом, с ледяными масками на лицах, с огромным трудом переставляли ноги, таща за собой легонькие нарты с двумя спальными мешками. Даже не особенно сильные порывы ветра раскачивали людей как тростинки. В висках стучало, дыхание было каким-то порывистым и хриплым. Километры убийственно медленно оставались позади. Наконец, пролив Фрама пройден. Перед нами наш остров Боневи, перевалив через горы которого, мы окажемся на «Торосе», но… сил нет итти даже по относительно ровному проливу, а подниматься в гору казалось чем-то совершенно немыслимым. Через каждые 800—1000 шагов мы ложились на снег, чтобы перевести дыхание, и лишь страх закоченеть на морозе заставлял снова продолжать мучительный путь. Перед подъемом на остров мы лежали особенно долго, благо что ветер здесь был гораздо слабее.
— Вставайте, вставайте, ребятки! Ведь осталось-то всего — ничего. Каких-то четыре километра. Пошли! — тормошу я своих спутников, скорчившихся на льду. Чтобы тронуть с места людей, поднимаюсь сам и иду в гору.
Что это? Не галлюцинация ли? Я совершенно отчетливо вижу следы собачьей упряжки в нартах. Да, действительно — ясные следы восьми собак, запряженных веером.
— Хлопцы! На «Торосе» упряжка собак появилась — следы здесь. Поднимайтесь скорее!
Люди встали.
— Ну, как будем дальше планировать? Двое ложитесь в мешки, а двое за нартами на «Торос», или все за одного и один за всех — и компанией пошагаем?
— Вместе, конечно, и нарты не бросим. Еще пару разиков отдохнем, и все дома будем. Навалимся и дойдем, — твердо решил боцман. — А следы упряжки — так ведь это Журавлев приехал и наверно здесь проезжал, разыскивая нас.
— Верно, Ганя, а мне и в ум не пришло, что он вот-вот должен был из Усть-Таймыра подъехать. Ну, значит, шагаем дальше, теперь ведь мы уж почти дома.
Подъем на гору удалось преодолеть гораздо легче, чем я предполагал. На самой вершине острова нас осветило лучами восходящее солнце, и в тот же момент мы увидели мачты «Тороса». В данный момент это было лучшее зрелище, которое мы желали бы увидеть. Еще один коротенький отдых на снегу, и мы шагаем по льду бухты Ледяной, вдоль нашей «проволочной» дороги. С корабля донесся разноголосый лай собак, показалась фигура вахтенного матроса… Мы были дома, прошагав после шести суток тяжелой работы на сокращенном продовольственном пайке 35 километров в мороз, в —32° при свежем встречном ветре. Из состава отряда поплатился только один Михаил Иванович Цыганюк, отморозивший себе всю ступню правой ноги.
За время нашего отсутствия на «Торосе» ежедневно выходили в поле отряды для расстановки знаков в восточной половине района наших работ и развозки продовольственных баз. Правильная разброска последних по всему району будущих работ позволяла нам освободить производителей работ от необходимости таскать на себе тяжелый груз, чем, естественно, значительно повышалась эффективность их работы. Прибывший к нам на подмогу из Усть-Таймыра каюр Иван Прокофьевич Журавлев сразу же включился со своими собаками в нашу работу. Будучи прекрасным охотником и знатоком наших северных окраин, он из первой же поездки по архипелагу вернулся с парой убитых оленей. Каким вкусным показалось нам свежее мясо после приевшихся всем консервов! Иван Прокофьевич сразу же сделался героем дни. К сожалению, восемь собак, имевшихся в его распоряжении, конечно не могли обеспечить нам всех перевозок, и поэтому людской транспорт имел самое широкое применение во все время экспедиционных работ.
Всего нам удалось развезти десять продовольственных и вещевых баз, из которых четыре находились на острове Таймыре, две на Боневи, две на Нансене и две в заливе Бирули. Содержание баз было довольно однообразным. В основном каждый из наших отрядов состоял из четырех человек. На это количество мы и доставляли продовольствие из расчета обеспечения людей пищей минимум на 12 суток. Для того чтобы работников этих отрядов освободить от всякого груза, на продбазы забрасывались также и предметы снаряжения и запасная одежда. Как я уже упоминал выше, наша обувь начала расползаться еще осенью; сейчас, когда 85% состава зимовки находилось в постоянных походах, обувь прямо таяла на глазах, и поэтому, использовав все наши внутренние ресурсы, мы постарались каждую базу снабдить также хоть и старой, но все же «свежей» обувью.