Зинуля

Брюс Ольга

– Самойлов? – Зина осмелела. – Так ты ж ошиблась, дура старая!

– Замолчь, – нахмурилась Марина. – Не гоже со старшими так говорить.

– Ага. Она меня за косу, а ты за неё заступаться?

– Говори правду, иначе я сама за тебя возьмусь! – рыкнула мать, шлёпнув ладонью по столу.

– А что тут говорить. Эта жирная домом промахнулась, а меня виноватой сделала, – развеселилась девчонка.

– Как это? – Глафира впала в ступор.

– А вот так. Про Самойлова мне Галька рассказывала, правда, я его ни разу не видела. Вот идите к ней и таскайте за волосы,

а от меня отстаньте, – закинув потрёпанную косу за плечо, Зина удалилась в комнату.

– Ой, – Глафира накрыла голову руками и застонала. – Ой, беда…

Стыдно стало женщине за свою спешку и неразборчивость. Надо было вначале узнать, кто здесь живёт, а не кидаться на девку, которая по описанию похожа на ту, что дорогу перешла её дочери.

– Так, ясно. – Марина вспомнила слова Клавдии, как та упрекала Зинку в связях с мужиками. – А пойдём-ка к соседям. – Поднялась и позвала за собой гостью. – Сейчас мы и узнаем, кто из чьих окон ночами выпрыгивает и кто кого за титьки мацает.

Удивлённая Глафира ошарашенно посмотрела на хозяйку. Выходя из дома, Марина предупредила гостью, чтобы та молчала, говорить будет сама Марина. Во дворе Клавдии было тихо. Калитка закрыта, дверь – тоже.

– Наверное, на птичник ушла, – расстроилась Марина, высматривая соседку в огороде. – Эх, жаль, сейчас бы таких новостей узнали…

Вдруг, со стороны сарая послышался плач. Тоненький такой, будто кто-то на скрипочке играет.

– А ну, – Марина отворила калитку, – за мной.

За сараем растёт куст малины, а под ним сидят куры, от яркого солнышка прячутся. Марина нагнулась и прислушалась. Писк стоял такой, что душа заныла.

– Да кто там? – вполголоса спросила женщина. – Выходи.

И перед ней возникла фигура в полный рост.

– А ты чего здесь?

Галя вытирала заплаканное лицо скомканной косынкой и хлюпала носом.

– Сижу-у.

– Прячешься от кого?

– Нет. Мне грустно. – затянула песню девушка.

– А мать где? На работу утопала?

– Да-а.

– Ой, мне ж тоже на ферму бежать надо, – опомнилась Марина. – Ты бы сходила к Зинке, чего грустить. Или мамка не позволяет? – свела на переносице пушистые брови.

– Тёть Марин! – девчонка выскочила из-за куста и повисла на соседке. Слёзы потекли по щекам, омывая грудь женщины. – Тёть Марин…

– Да что ты, девка? Кто ж тебя так расстроил? – округлив глаза, Марина стояла потерянная.

Знала Галя, что соседская тётка не обидит, не упрекнёт и не станет ругать. А вот мать родная может и дать прута отведать. Сотрясаясь всем телом, девочка разрыдалась не на шутку. Чувствуя, как ребёнок дрожит, Марина нежно погладила густые сивые волосы.

– Ну что ты, девочка моя, что? Кто ж тебя так до слёз довёл? Кому руки оборвать? Ты скажи, скажи тётке, она сейчас быстро обидчика накажет. А если это мать твоя учудила, то я с ней поговорю.

– Не надо-о! – раздалось на весь двор.

– Как не надо? Смотри, ты вся трясёшься. Так и до болезни недолго. Кто этот негодяй, скажи тёте Марине.

Ласковый голос звучал в ушах, настраивая Галю сказать правду, но что-то сдерживало.

– А

может, вы с Зинкой в ссоре? То-то я давненько вас вместе не вижу. Галочка, ну что стряслось? – по-матерински жаль девчушку, будто Галя и есть родная дочь.

– Тётя Марина, – немного успокоившись, Галя подняла красные глаза на женщину, – а рожать больно? – тихо спросила она.

И бетонная плита упала на плечи молодой женщины. Господи, к чему такие вопросы?

– Девонька, тебе всего пятнадцать. Не думай об этом, рано ещё, – голос Марины провалился за грудину.

И Галя опустила голову и отошла назад.

– Или ты… Бог мой! – воскликнула Марина. – Да как же это? Кто? Кто тебя в женщину превратил? Кому стручок открутить, чтобы знал, как на молочных прыгать?

– А вы мамке моей не скажете? – пробурчала девчонка, вытирая нос.

– Да как тут не скажешь-то? Она ж со временем сама увидит.

– Не увидит, Гринька сказал, что само рассосётся.

– Какой Гринька?

– Самойлов.

Глафиру будто обухом по голове ударили. Она оттянула волосы на висках и бросилась бежать. Куда бежать? Зачем? Её ноги заплетались, а в груди сжимались рёбра. Всё, кранты! Не видать жениха, как своих ушей! Посадят Самойлова, ей-богу, посадят!

Поговорив с Галей, Марина утешила её, пообещала ничего не рассказывать её матери и отправилась на ферму. Пока шла, не могла представить, как это – беременна в пятнадцать? И врагу не пожелаешь такой беды. Девчонке школу нужно закончить, потом поступить в училище, а уж после думать о…

– Бр-р, в голове не укладывается, – передёрнув плечами, женщина перешла дорогу и двинулась в сторону молоденьких насаждений, за которыми виднеется ферма.

– Ну что! – раздалось позади. – Допрыгалась?

Обернувшись, Марина увидела Клавку, спешащую к ней.

– Что, спрашиваю, не доглядела девку-то?

Ясно, к чему она клонит. Бабы уже разнесли весть по селу, чтобы у них языки отсохли. И как такое может быть, село Певчее славится талантами, уж очень много жителей, от мала до велика, рождённых здесь, имеют красивый, звонкий голос, поют на праздниках, вечерами, сидя на завалинке, поминках, да на любом событии, а сплетничать любят не хуже вековой старухи. Зачем позорить село с таким музыкальным названием? К чему тратить время на пересуды и обсуждения чужих детей и мужиков?

– Ты специально за этим пришла? – нахмурившись, спросила Марина и пошла дальше. – Мне недосуг с тобой лясы точить, работать надо.

– А ты послушай, послушай, родимая, что я тебе скажу. Слушай и на ус наматывай. Вот сейчас по Зинкину душу баба приезжала, а в скором времени повитуха нарисуется. Ты ж ночами на ферме пропадаешь, ничегошеньки не замечаешь. А я, как дозорный, стою на посту, слежу за твоим дитём и честь её берегу. Куда пошла? – Клавка удивлялась, тут такая беда случилась, а соседке хоть бы хны. Отвернулась и топает, будто глухая. – Маринка, я тебе дело говорю, девка твоя дюже по мужикам слабая. Сегодня чья-то жёнка приехала, а завтра Зинка в подоле принесёт. И не совестно тебе глаза закрывать на её проделки?