Злачное место
Шрифт:
– Ну пошли, сталкеры, – негромко обронил Крысолов, и вся группа медленно пошла к воротам проходной, растягиваясь в цепь.
За воротами стояла тишина. Она наступила как-то резко, словно отсеченная бетонным забором, только негромко скрипел песок под ботинками. Полную снарягу для Артема Крысолов тоже из хозяев выбил – и не в счет оплаты, кстати. («Ага, ты поторгуйся с ним, – заметил на удивленный восторг Артема Кусок, – он для команды, если надо что, из горла выгрызет. Не хуже морфа».) Подогнанная форма ладно обнимала тело. Да и к разгрузке потихоньку он уже привык – зря, что ли, последние два дня только что не спал он в ней? А вот ботинки старые обул – новые пока разносишь, а тут уже нога привыкла. Провожать их никто не пришел, если не считать, конечно, охраны поселка, которая опять же ненавязчиво, но показательно терпеливо ждала, пока их команда не пройдет за ворота завода. Наверное, и дальше будут ждать – пока они не выйдут или… «Выйдем!» – успокоил себя Артем.
Тем временем Крысолов показал вперед двумя пальцами. Банан, кивнув, перехватил свой «вал» и переместился вдоль длинного проезда, присел возле бетонного блока, предназначенного,
– Банан, слева – низ – одиннадцать.
Артем, осторожно скосил глаза, не забывая контролировать свой сектор, и увидел вышедшего, по-видимому, на звук шагов зомбака. Он вырулил своей знакомой походкой из-за угла впереди стоящего дома, на секунду задержался, слегка разведя руки, будто удивившись, точь-в-точь как этот… о! Вицин перед горшками в той старой комедии, и бодро заковылял к ним, шаркая по земле. Голова у него была наклонена набок, будто он к чему-то все время прислушивался. Большой опасности он не представлял, и Банан, с некоторой даже ленцой, всадил ему нож шагов с шести прямо в лобешник. Тот повалился, даже не вздрогнув.
…Еще когда пошли первые известия о том, что по городам стали ходить какие-то… не смейтесь… ну… неживые… не пьяный я!.. и убить их можно выстрелом или сильным ударом в голову, короче, повредив головной мозг, перед уцелевшим человечеством стал ряд вопросов, ответы на которые были важны жизненно, а именно:
1. Только ли при повреждении головного мозга возможно упокоение зомби?
Ответ: да. Все, кто пробовал поражать что-то еще, либо быстро присоединились к огромной массе нежити, либо быстренько начали осваивать навыки стрельбы по круглым предметам. Впрочем, поясную фигуру тоже забыть не пришлось – на фоне всеобщего хаоса людишки, будто имеющихся в наличии нескольких миллиардов трупов им было мало, с упоением продолжали убивать. Убивать и убивать. Немного передохнув – вновь убивать. А потом удивляться: а чего же кругом так хреново?
2. Насколько тяжелым должно быть повреждение головного мозга, дабы нежить сдохла окончательно и бесповоротно?
Вот тут возникали проблемы. Конечно, когда заряд картечи смахивал полголовы, особых вопросов не возникало, равно как и при попадании в эту самую голову чего-нибудь калашниковского-мосинского. Ну или браунинговского, в зависимости от того, на чьей территории дело происходило. Топор еще хорош был и прочие разные глефы-алебарды. А вот с какой силой надо было просто стукнуть мертвеца по башке, дабы он вырубился навсегда? Не один лихой каратюга нарвался на ба-альшие неприятности, лупя очередного зомбака пяткой в лоб, или того пуще – в переносицу, дабы «вбить кости носа в мозг…», как это усиленно рекомендовали многочисленные детективы. К великому удивлению последователей Брюса Ли, зомби не спешили падать замертво, а, мотнув качнувшейся от какого-нибудь маваши башкой, торопились вцепиться зубами в каратистскую пятку, и разве что набитые на ней мозоли да быстрота реакции могли тогда спасти бедолагу. И это при том, что живого человека действительно можно убить сильным ударом в голову, даже в ту же пресловутую переносицу.
И вот тут вставал главный вопрос:
3. А почему вообще умирают от повреждения мозга живые люди и каким образом упокаиваются зомби?
Тут вся штука в том, что мозг жизни и не-жизни, при всей своей внешней схожести управляют телом совершенно по разным принципам, как по разным принципам летают птицы и насекомые, хоть крылья и у тех и у тех одинаково зовутся. У живого человека кора головного мозга представляет сложную сеть из миллиардов нервных клеток-нейронов, причем каждый из нейронов вполне себе самостоятельная клетка. Живой человек может запросто позволить себе потерять дюжину-другую миллионов нейронов после ха-р-рошего застолья («…Прикинь: нажрались так – ни хрена не помню!..»), может и больше – при инсульте или несмертельной черепно-мозговой травме. Может, в конце концов, практически всей коры лишиться – при том же утоплении, к примеру, или отравлении угарным газом. При этом он все-таки жил – хоть часто и жизнью «растения». В то же время достаточно было часто хорошенько врезать человеку по голове, дабы у него развился общий отек мозга, иногда в считаные минуты приводящий к остановке сердечной деятельности: достаточно было отеку распространиться на продолговатый мозг – тот самый отдел, который, собственно, за сердечную деятельность и отвечал. Равным образом «работала» и гематома – скопление крови в головном мозге, часто после того же удара: сдавление мозга – отек – смерть. И когда человек без кислорода в вакууме или петле задыхался, тот же отек мозга в смертельной партии главную скрипку играл, на двух нотах наяривая: отек – смерть. И пока «шестерка» не начала своего победного шествия по планете, на этом все и кончалось. С приходом же Песца, после того, как – следовало продолжение.
Стремясь сохранить носителя любой ценой, «шестерка» рвала границы между отдельными нейронами, выстраивая новую, единую структуру. Больше всего набухшую, отечную кору можно было сравнить со своеобразным жидким кристаллом. В управлении мертвым телом было больше, пожалуй, от электрического, чем от биологического. При этом «новой» коре было плевать на отек – все и так давно отекло по самое не могу. Гематом у зомби не бывало по причине отсутствия кровообращения, а и образовалась бы каким-то образом гематома в мертвом мозгу, хоть бы и в результате эксперимента, – вреда она не причинила бы нежити никакого. Но как не бывает идеального щита – всегда найдется меч или копье прочнее, – так и «новая» кора обладала уязвимым местом. Подобно тому как любой пробой в конденсаторе приводит к моментальной потере всей накопленной энергии, так и любой пробой в коре приводил к моментальной потере управления мертвым телом – «жидкий мозгокристалл-конденсатор» разом «разряжался», и труп окончательно упокаивался. Это-то и объясняло, почему живые могли перенести и пулю в голове, и удар топором в пьяной драке, а вот зомбак, бывало, упокаивался одной удачно пущенной дробиной или даже такой плевой штукой, как травмат. Даже незначительный, с точки зрения живого, перелом, если он нарушал целостность коры, мог упокоить неприлично живое умертвие. Если бы «шестерке» эволюция позволила развиваться еще пару сотен миллионов лет, и эта проблема могла бы быть решена – хотя бы разделением мозга на отдельные участки вроде долек апельсина, этаким дублированием. Пока же проблему приходилось решать более простым способом – наращивать толщину черепной коробки для лучшей защиты уязвимого места. Примитивно, но достаточно эффективно. Точно так же зомби достаточно неплохо упокаивались при хорошем воздействии взрывной волны – зато если не упокаивались сразу, контуженных среди них не было. Ну и старый добрый огонь – универсальное оружие человека против всего работало и здесь, причем даже по двум направлениям: скрюченные в огне мышцы хоть и были мертво-живыми, однако белок – даже мертвый – все же белок, денатурировал он по тем же законам, что и у всех, а значит, скрюченный пожарными контрактурами зомбак был гораздо менее опасен, разве что какой любопытный сунулся бы посмотреть и неосторожно подошел поближе. Точно так же и мозги в черепной коробке закипали, как и раньше. Вот только стереотип – штука живучая. И если раньше, для того чтобы живой получил смертельные ожоги, ну, либо начисто вышел из строя как боец, достаточно было просто поджечь на нем одежду, то для зомби этого было все же маловато, а потому дурни, делавшие из зомбака живой факел и ожидавшие, что вот сейчас он, на манер танкиста из подбитой самоходки, будет кататься по земле, ошибались. Часто – последний раз в жизни. Ну в этом и классики виноваты. С чего Ромеро решил, что покойник, по-прежнему состоящий из воды на 65 %, будет так запросто гореть?
…А при правильном ударе в переносицу происходит перелом основания черепа с последующим кровоизлиянием и той же гематомой, отчего человек и загибается. А загнать те две малюпасенькие косточки, что есть в носу у каждого, «в мозг», если ваш противник, конечно, не сын Буратино, – не получится…
– …Подходим, смотрим, – все так же негромко скомандовал Крысолов.
Остальные члены команды подтянулись поближе, не забывая про свои зоны и следя, чтобы не перекрыть другому сектора. В отличие от обычной операции обычного спецназа в добедовые времена, когда при изучении убитого противника бойцов интересовало, во что тот одет, чем вооружен, что при себе имеет, дабы сложилось представление о действующем противнике, – все это интересовало нынешние команды постольку-поскольку. Одет в промасленный комбинезон. Оружие? Оружия зомбаки, по крайней мере непродвинутые, не носили, он и сам по себе оружие неплохое. А и будет носить, так палку или трубу железную, чего ее изучать. Документы? И так ясно, что из пропавших рабочих завода.
Вот то, что обычный спецназ изучал не шибко внимательно, так это причину смерти врага, ну разве что из спортивного любопытства: точно ли Бурый прямо в сердце ему пулю со ста метров послал или заливает, босота?
Сейчас же это становилось объектом пристальнейшего изучения, так как позволяло составить представление об объекте предстоящей охоты – его размеры, силу, скорость, тип – все то, короче, что позволило бы одержать победу в предстоящей схватке.
– Кусок, Артем, держите периметр, – приказал Крысолов. Артем послушно принялся контролировать свою полусферу, стараясь смотреть так, как учил его Старый: справа-слева – сверху, справа-слева – снизу. Впереди. Хорошо еще, снизу нападения не ожидалось. Разве что эти… кротоморфы. «А интересно, они через вот такую бетонку прокопаются? Через асфальт же смогли, Банан говорил… – мелькнула мысль. – Да какие кротоморфы? С чего им тут взяться…» – обругал Артем сам себя и продолжил шарить глазами по окружающим крышам. За его спиной тем временем Банан носком ботинка перевернул тело упокоенного рабочего и, скомандовав: «Бойся!» – резко выдернул нож изо лба трупа, наступив тому ботинком на лицо. Все на момент извлечения ножа автоматически отступили на шаг, дабы не попасть под возможную шальную каплю, сорвавшуюся с клинка. Одежда – конечно, защита, а ну как в глаз на слизистую попадет? После того как Банан вытер нож салфеткой, смоченной раствором антисептика, все вновь сомкнулись возле трупа.
– Что скажешь, Старый? – спросил Крысолов, после того как тот внимательно осмотрел тело.
– Некусаный, – пробормотал тот. – Ни разу. Шея у него сломана, оттого и умер. Может, от морфа бежал, завалился куда? Если и шустер – то совсем немного, скорее всего, за морфом чего-нибудь догрыз.
– Наверное… Оттого и нетронутый – наверное, это один из этих, что в паре пропадали, морф пока первого драл, этот дернул куда подальше, ну и навернулся.
– Сикока, у тебя что? – Крысолов чуть обернулся на маленького следопыта, который внимательно изучал обувь недавнего зомби.
– Говорите, не шустер?
– Ну… да, – осторожно сказал Крысолов, – сам же видел, как он на нас выходил – не пер ведь, в самом деле, и не стерегся.
– Видел, – буркнул Сикока, – а вот обувка у него не сшарканная. Ну есть, конечно, характерные потертости, но так, будто он полкилометра, максимум километр по асфальту ботинками греб. А когда рабочие в паре пропали? С четыре недели назад, – ответил он сам себе.
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу спросить: какого лешего этот зомбак накрутил так мало за четыре недели? За такое время он был должен пройти как минимум с десяток километров, а то и больше, и только потом уже встать. Был бы он шустером – ладно, те почти как живые ходят, а этот?