Златник Владимира
Шрифт:
– Ну подожди, как я мог принести тебе кофе, если ты подорвалась с кровати раньше меня. Иди, ляг и будет тебе кофе с булочкой с маком.
Про булочку с маком – это он зря сказал, потому что…
– Какая булочка с маком?!
В проеме кухонной двери появилась величественная фигура Алевтины.
– У нас в доме завалявшейся корки черствого хлеба нет по твоей милости.
Владимир вспомнил, что, действительно, сделал бутерброды для Маргариты из последнего куска белого хлеба, но он точно помнил, что оставалась еще горбушка – она была достаточно свежей. Так что и этот наезд был не по делу. Однозначно, конфликт имел под собой непонятную
– Что ты имеешь в виду? Нашу дочь? Насколько я помню, это ты в свое время сказала: «Я хочу ребенка». Так что она появилась скорее по твоей милости, чем по моей…
– Не строй из себя клоуна, Найденов! – только и смогла выдавить из себя Алевтина и демонстративно повернулась к нему спиной. По ее гордо вскинутой голове и тому, что на кухне снова загремела посуда, Владимир понял, что шутка его не удалась.
Однако своего пика скандал вроде бы уже миновал и теперь пойдет на убыль или уйдет в другую, молчаливую, стадию. По опыту Владимир знал, что, если сейчас не добьется от нее причины взрыва эмоций, Алевтина будет дуться на него без всякого повода еще недели три, если не месяц. Просто из принципа, что он не понял ее тонкой женской натуры. Поэтому он встал, сунул ноги в пушистые тапки, валявшиеся возле кровати и, шаркая ими, подошел сзади к своей жене, обнял ее за плечи.
– Что случилось, дорогая? Можешь сказать?
– Я тебя ненавижу, Найденов.
Алевтина скинула с плеча его ладонь и оттолкнула от себя.
– Пусти. Мешаешь.
На плите в турке закипало кофе, и аромат его стремительно разносился по их маломерной квартире. Владимир вышел с кухни, выключил телевизор и радио и вернулся обратно.
– А если серьезно, можешь объяснить, что происходит? – спросил он, садясь на табурет и сглатывая слюну.
Он видел, как Алевтина стоит у плиты спиной к нему и не хочет поворачиваться лицом. Ее плечи напряглись, а голова опустилась – так, как будто на нее давил потолок. Владимир понял, что она ему ничего не скажет или, как обычно, только чтобы отговориться.
– Я давно заметил, что мое присутствие тебя раздражает, – продолжил Владимир, обняв свое колено. – Но вот никак не могу взять в толк, из– за чего?
– А ты сам не догадываешься?
– Нет.
– Ну и хорошо, – вдруг совершенно невпопад вставила Алевтина и тут же продолжила: – кофе будешь?
– Буду. Спасибо.
Алевтина полезла на полку за его чашкой, потом в сахарницу за сахаром. Сколько ему нужно сахара, она не спрашивала, потому что знала, что ему всегда нужно класть три ложки. В воздухе повисло неуютное молчание, которое разрядилось сразу после того, как она поставила перед Владимиром его чашку.
– Знаешь, – бросила как бы невзначай Алевтина, – вчера на дне рождения у подруги было столько народу. Все такие солидные. Из госструктур и банков.
Владимир взял в руки чашку и замер, ожидая, чем же закончится фраза супруги.
– И что? – протянул он.
– Да нет, ничего.
Она тут же, как ни в чем не бывало, перескочила на другую тему и превратилась в легкую порхающую бабочку – ту Алевтину, которая всегда ему нравилась.
– Дашь мне машину? Мне надо съездить на рынок.
Владимир удивленно поднял брови:
– Бери, конечно, но ты же не любишь сама ездить.
– Не люблю, естественно, – улыбнулась Алевтина, – но вот решила попробовать. Надо же когда– то начинать.
Владимиру
– Надо, – выдохнул он из себя и потянулся губами к подставленной мягкой щеке жены.
***
Позже, вышагивая по улицам города и перескакивая через лужи, он не мог избавиться от мысли, что в их утреннем разговоре с женой было много недосказанного. И хотя он, в конце концов, получил то, чего столько времени добивался, удовольствия от этого было мало. Вернее, в душе остался осадок, что это был не секс двух любящих друг друга людей и, как раньше, обмен энергией, лаской, теплом, а какой– то никчемный торговый акт по принципу: «Ты мне, я – тебе».
И самое обидное было то, что он чувствовал, что машина была тут ни при чем. Ведь он дал бы ей эту машину и просто так. Без разговоров. Сам не раз и не два предлагал ей.
Но если машина тут была ни при чем, тогда что? Неужели у нее появился лю… Владимир старательно отогнал мысль, которая так и вертелась у него где– то на подкорке. Нет, этого не может быть, и все.
Не может, потому что… Что?
Глава 3
В субботу Владимир Найденов мог приходить на работу, когда ему было угодно. Мог вообще не приходить, так как официально у него в этот день был выходной, о чем уже давно никто не помнил. Ни директор музея, ни смотрители, ни главный хранитель.
Это было нечто само собой разумеющееся, что Владимир Леонидович, как заместитель директора по научной работе, непременно заглянет на огонек. Кого– то пожурит, кого– то похвалит, попьет чайку в подсобном помещении с охранником, перекинется парой слов с уборщицей Аллой, поболтает с посетителями, расскажет им несколько баек из музейной жизни, посмеется вместе с ними и удалится к себе в закуток, где стоит стол, стул и слабенький компьютер, подключенный к сети, чтобы что– то делать или заниматься «черт знает чем». Именно так именовалась его работа на языке старых музейных работников и всех, кто его окружал.
На самом деле Владимир Леонидович не «что– то делал», а писал статьи, научные материалы, готовил сценарии телепередач на местном телевидении, вел переписку с редакциями газет, журналов, поддерживал интерес к музейной теме вообще и к их музею в частности на различных профильных и не профильных Интернет– порталах, форумах, чатах.
Говоря по– другому, он «шумел» или создавал информационные поводы везде, где только можно и нельзя. И эти поводы, как круги по воде, расходились в разные стороны, капля за каплей падали на головы людей, пробивали их уставший от забот и прочих бытовых дел мозг, чтобы потом вернуться в музей потоком дополнительных посетителей.
О важности его работы догадывались, пожалуй, только директор и главный хранитель музея. Только они одни и понимали, что именно благодаря тому, что он часами просиживает штаны перед монитором и портит себе зрение, об их музее еще кто– то помнит.
Все остальные были уверены, что туристы тратят свои деньги на входные билеты в музей и сувениры в музейном киоске, а также время на то, чтобы пройтись по гулким залам со старинным манекенами, посмотреть на боевые награды давно прошедших войн, сфотографироваться на фоне потрескавшихся портретов полководцев или пожелтевших фотографий из их личных альбомов, только потому, что их музей – настоящая достопримечательность, жемчужина, шедевр, часть нашей истории и бла– бла– бла.