Зло именем твоим
Шрифт:
— Какие вести ты принес из Пакистана, брат? — Мулла Омар сильно изменился, теперь он был почти нормальным.
— Не из Пакистана. Я служу здесь.
— Я знаю, — сказал Омар, — ты безбожник, так и не пришедший к Аллаху.
— Я совершил намаз вместе с вами.
— Это ничего не значит. Ты обращался к Всевышнему с положенными словами, но в твоей душе нет жажды, ее напоили коммунисты ядом харама.
— Жажды чего?
— Жажды таухида. Ты чужой.
Майор покачал головой:
— Тогда почему ты разговариваешь
— Мы примем нусру [34]от тебя. Примем ради приближения того часа, когда на земле Афганистана не окажется ни одного человека, кто бы не признал Аллаха и не склонился перед ним в почтении.
— Скорее это мне нужна нусра. Мне нужны все люди, каких я могу собрать.
— Для чего тебе нужны люди?
— Чтобы покарать грабителей и убийц. Шариат запрещает воровать.
— Это правда, но он не запрещает брать на джихад. Кто эти люди?
Майор передал фотографии, вместе с пачкой денег и письмом. Письмо было написано на арабском языке, отправитель был в Пешаваре. Там же, где была мечеть и медресе «Хаккания», рассадник ваххабизма.
Мулла снова повел себя странно, он прочитал это письмо несколько раз, раз за разом, потом — спрятал его за пазуху, как будто боялся, что его отнимут.
— Приказывай, — коротко сказал он.
* * *
Естественно, майор Шариф, как опытный, подготовленный советскими военными специалистами диверсант, и не подумал выдвигаться к логову банды на броне: даже шурави теряли броню в кандагарской зеленке, что уж говорить о них, не имеющих ни достаточного количества обученных людей, ни резерва, ни поддержки с воздуха. Зеленка была давно заминирована, тропы знали только местные — но местные-то как раз были, люди муллы Омара привели того, кто эти тропы знал. Выступление наметили на следующий вечер.
* * *
Три грузовика — «Урал» и две разбитые бурубахайки выехали этим вечером на дорогу, ведущую в Кабул, но остановились у самого края зловещей зеленки. Дальше ехать было опасно — местным было наплевать и на шариат, и на Аллаха, они делали намаз, а потом шли разбойничать и грабить. Они пойдут на прорыв потом, на максимальной скорости, когда дело будет сделано.
— Здесь… — сказал проводник, — здесь начинается дорога.
Майор Шариф надел маску, шерстяную, такие используют пакистанские коммандос, но здесь от нечистой шерсти только саднит лицо. Ничего, можно потерпеть.
— Точно здесь? — спросил он проводника.
Один из боевиков Омара, сидевший в машине — тоже с бельмами вместо глаз, совершенно безумного вида — тронул и так испуганного проводника за плечо.
— Аллах жестоко покарает тебя, если ты солгал нам, ты умрешь смертью шакала и не услышишь даже запаха рая.
— Я не лгу, эфенди, Аллах свидетель, — испуганно сказал проводник, — не лгу. Все так, как я и сказал.
— Аллах да будет тебе свидетелем…
Майор похлопал рукой по рации, посмотрел на боевика:
— Смотри. У меня такая и у тебя такая же, понимаешь?
— Да, брат, понимаю. Я сам воевал против неверных и знаю, что это такое, тогда такие были только у амеров.
— Теперь она есть у тебя. Смотри, она настроена, вот это — не трогай. Понимаешь — не трогай.
— Не трогай, — повторил талиб.
— Как только услышишь мой голос или увидишь две ракеты, понимаешь — две ракеты, одна за другой, — поезжай вперед, куда — ты знаешь. Понял?
Майор объяснял талибу, что нужно делать, точно так же, как ему самому в школе объясняли шурави. Но шурави учили их грамоте, чтобы они были такие же грамотные, как и сами — а этого никто грамоте не учил, только вдалбливали в голову, что надо убивать неверных.
— Но до того, как ты услышишь мой голос — ни с места, понял? Никуда не уезжай.
— Я понял, амер.
— Все. Мы пошли.
— Аллах с вами, амер.
— Да, Аллах с нами…
Девять человек — в масках, восемь из них с оружием соскочили с грузовиков и растворились во тьме…
* * *
За время войны кандагарская зеленка превратилась из озелененного русла реки, одного из немногих мест в Афганистане, где Аллах может послать трудолюбивому земледельцу хороший урожай, в смертельно опасный лабиринт, где незнающий человек сгинет навеки. Русские сбрасывали на зеленку кассетные бомбы, минировали ее с вертолетов и вручную, мины ставили и моджахеды. По ней били всеми видами бомб, в том числе полуторатонными и трехтонными. В зеленке было полно змей, они любят места, где есть зеленая лоза и рядом вода. Наконец, в зеленке были кяризы — древние оросительные системы, идущие от реки на многие километры тоннели, по которым может пройти человек.
Наконец, в зеленке могли быть боевики, бандиты. Стоит хоть одному начать палить — и о скрытности можно забыть.
Человек сидел около полуразрушенного близким ударом бомбы строения, сидел на небольшом валуне. Во тьме отлично был виден огонек сигареты или косяка с чарсом — типичное времяпрепровождение для бандита. Было уже темно, и сколько еще таких вот… может быть в окрестностях — было неизвестно.
Алим сделал знак рукой — и бойцы, среди которых были как пакистанцы, так и афганцы, залегли на тропе, а один из них сбил с ног проводника и навалился на него, поставил колено на спину, чтобы не убежал. Этот дом можно было бы обойти одному человеку, но не девятерым, тем более что один из них — такой же бандит, и как он поведет себя — неизвестно.