Злом за зло (Драконоборец - dark edition)
Шрифт:
— Тем и живы еще. Слышишь, камнеед, ты проверил его?
— Сейчас и проверю, моховик, куда спешить? — За спиной мага гномский клинок покинул ножны. — Не обессудьте, господин Солезамо, но так надо.
— Что удумали, затейники?
— Да ничего. Проверить надо, господин Солезамо, вы это или нет?
Рядом с ногой Тобиуса на пол упал маленький металлический квадратик — мелкая гномская монета с искусной тонкой чеканкой.
— Поднимите.
Тобиус медленно присел, сомкнул бронзовые пальцы на монете, и чуть не завалился на пол, ощутив, как волной по телу прокатилась слабость, — он перестал
— Ну как? — напряженно спросил гном.
— Вроде бы лицо не изменилось, — с сомнением ответил гоблин.
— Профаны, — презрительно скривился волшебник, — ложная личина, будь я самозванцем, слетела бы, лишь поддерживай я ее за счет внутренних резервов. Но если бы ее поддерживал артефакт с обособленным магическим зарядом, то личина уцелела бы.
Воины молча переглядывались, не зная, что делать дальше, а Тобиус с трудом выпрямился.
— Ладно, мы верим, что это вы. Можете отдать…
— Не могу. Я слишком поздно понял, что это за металл.
Соприкоснувшись с монетой, созданной не из чего иного, как из настоящего керберита, протез почти немедля потерял свои магические свойства и отказался повиноваться.
Еще около часа Вадильфар из Криксенгорма, пыхтя и что-то бормоча на родном наречии гонгаруда, вытаскивал монетку из бронзовой хватки клещами, а когда он все же преуспел, ко всеобщему облегчению, рука волшебника ожила. Тобиус стал усердно растирать протез, скорее интуитивно, нежели в надежде прогнать из него легкое покалывание, а потом он посмотрел на своих попутчиков, и те отшатнулись. Лицо мага стало белым от ярости, стылые глаза разгорелись ярче углей, ноздри гневно раздулись. Бронзовые пальцы вцепились в горло Вадильфара, живые — Вилезия, и, словно не чувствуя их тяжести, серый магистр оторвал хрипящих воинов от пола.
— Никогда больше не смейте подносить ко мне эту гадость или проверять меня подобным образом! Если такое повторится, я убью вас обоих без промедления и сожаления!
Он уронил их на пол, и несчастные гвардейцы смогли наконец вдохнуть. Вилезий подобрался раньше напарника и быстро отполз от рассвирепевшего мага, а Вадильфар просто глотал воздух, глядя в пустоту выпученными глазами. К счастью для них обоих, гоблин немедля принял единственно верное решение.
— Простите нас, господин. Мы подумали, что осторожность лишней быть не может…
— Если я вырву вам глаза, отрежу язык, нос и уши, отрублю ноги и руки, а всю кожу на теле обожгу, дабы вы не могли больше осязать, когда я превращу ваши тела в куски плоти с заточенным внутри разумом, отрезанным от остального мира, вы почувствуете то, что чувствую я всякий раз, когда меня лишают магии, и захотите умереть. На ваше счастье меня уже лишали сил, и теперь я могу переживать это более спокойно. Но любой другой маг после такой шутки отправил бы вас к праотцам, так и знайте.
— Простите, — прохрипел Вадильфар из Криксенгорма, после чего принял протянутую руку мага, помогшего ему встать.
— И вы меня, — тихо отозвался Тобиус, чье бешенство рассеялось так же быстро, как и появилось. — Я долго добирался, устал и проголодался. У вас есть чем зубы почесать?
Гвардейцы немного успокоились и, дабы поскорее забыть о происшествии, споро принялись за дело. В крошечном очаге разожгли огонь и подогрели луково-грибной суп, на маленьком столике едва уместились тарелки с заплесневевшим сыром, подсохшим хлебом и ветчиной; наполнило неказистые потрескавшиеся кружки вино. Троица выпила за воссоединение, после чего за трапезой гвардейцы рассказали магу о том, как добрались до столицы.
Путь Вилезия был спокоен, гоблин углубился в самую гущу лесов и если и встречал кого-то по дороге, то лишь охотников, которые не могли даже заметить порождения Сумеречья. Питаясь охотой и ночуя на деревьях, он продвигался в сторону Парс-де-ре-Наля, стараясь пересекать освоенные под пахоту и пастбища земли ночью, а человеческие поселения и вовсе обходил. Не скованный надобностью путешествовать по дорогам, гоблин двигался напрямик, но прибыл вторым. Первым, как и ожидалось, добрался Вадильфар из Криксенгорма, но его путешествие оказалось сложнее. В подробности гном не вдавался, сказал только, что заметил слежку за два дня до прибытия в город, сделал все, что мог, чтобы оторваться, но так до конца и не уверился в успехе.
— Все потому, что ты безбородый гном с красной башкой, — хихикнул Вилезий, смакуя заплесневевший сыр, — легче тебя заметить лишь вопящего сумасшедшего, бегающего по ярмарочной площади нагишом и с горящим факелом в заднице. Давно тебе говорил, отпусти бороду, перекрась башку и гуляй себе сколько хочешь. Бородатые гномы все на одно лицо, словно вас по одним меркам строгали. Опять же сородичей перестанешь сторониться…
— Да пошел ты, — поморщился Вадильфар беззлобно. — Я выгляжу так, как заведено у моего народа, не все гномы носят бороды… то есть почти все, конечно, но не все! К тому же не выбритый подбородок мешает мне быть рядом с остальными, а…
Рука Вадильфара дернулась к шее, но он замер и резко замолчал, как и гоблин, внезапно осознавая, что в каморке их уже трое и заведенный разговор, на который подвигло вино, не предназначался для ушей волшебника.
— А вот моя дорога, — заговорил Тобиус, как ни в чем не бывало, — оказалась интереснее обеих ваших, вместе взятых.
Он опустил некоторые детали и закончил на том, как Мари оставила его в трущобах.
— Постойте, постойте, Верная Мари? — уточнил Вадильфар.
— Что?
— Вы про Верную Мари? Такая высокая, чернявая, пышная, как пастила, и сладкая, как патока, баба?
— Я тебе только что рассказал, о том, как встретился с одним из порождений Пекла, а ты…
— Да что мне ваше человеческое Пекло, я гном! Подумаешь, демон! А вот встретиться с Верной Мари еще разок я бы не отказался!
— Кажется, что-то важное прошло мимо меня…
— Ну, это знаю даже я, — вновь оскалился Вилезий Вильтгрин, разливая вино, — Верная Мари — это притча во языцех! Этот каменный пенек несколько лет ее вспоминает, да и не он один, думаю. Восхитительное представление сей бабы о верности приводит в трепетный восторг половину авантюристов Вестеррайха. Говорят, что она замужем и неукоснительно блюдет верность своему муженьку, свято полагая, что все, чем ее наделил Господь, может принадлежать только ему. — Гоблин отпил из кружки. — Во всяком случае, все, что связано с чадородством. А все, что не связано… ну, у нее есть и второе прозвище — Мари Задняя Дверка.