Злом за зло (Драконоборец - dark edition)
Шрифт:
Как поведал Лью, именно так, с разрываемым болью мозгом он, Тобиус, должен был изъять из стен этой сферы все нужные знаки, дабы составить несложную фразу, коя послужила бы ключом. При этом Тобиус должен был постоянно, каждую долю секунды полностью и всеобъемлюще представлять себе все литеры, всю фразу, весь ее смысл и все ее звучание. Он должен был проявить предельную концентрацию, пока боль прогрызала его насквозь, и, рыча, брызгая кровью из носа, вдавливая пальцы в скальп, волшебник начал поиск.
Тобиус выискивал глазами нужные знаки, и камни, на которые те были нанесены, покидали сферическую структуру пространства, чтобы зависнуть перед ним. Одна за другой литеры образовывали слова, но стоило волшебнику сбиться, как все рушилось,
После трех неудачных попыток он все же смог призвать на помощь самоотречение, отторжение всего материального, достигаемое через медитацию. Неимоверным усилием, нырнув внутрь себя, отказавшись от тела и боли, разум изъял из стен нужные знаки и выстроил их, полностью осознавая смысл и звучание сакральных слов: "Iro simpre servitoris estituire". Чары Головоломки оказались позади.
Каменный мост, идеально прямой и надежный, но такой узкий, что две ступни едва помещались на нем, а под мостом сплошной молочно-белый дым. Падение вниз значило немедленную смерть, но для Тобиуса подобное испытание и испытанием не являлось, ибо он мог проскакать по мосту, исполняя кульбиты, достойные настоящего циркового акробата… Если бы не то, что через секунду после того, как он осознал свое положение, его тело не скрутило жуткой болью, будто все члены, включая голову, решили развернуться в совершенно противоположную сторону. Как сказал Лью, пройти по мосту, пусть и узенькому, смог бы любой дурак, но как это осуществить, если чтобы сделать шаг вперед левой ногой, надо шагнуть назад правой? Чары Мир Наоборот выворачивали восприятие всего и вся, меняли местами верх и низ, перед и зад, лево и право, путали сигналы мозга, превращая даже самого ловкого в существо, не способное ни на что.
Тобиус погиб бы через миг, кабы его не предупредили заранее, а потому он собрал в кулак всю волю и начал движение. Чтобы хоть как-то смотреть вперед, маг пытался заглянуть внутрь собственного черепа, а теряя равновесие, старался не находить центр тяжести, а наоборот, бросался то в одну, то в другую сторону, из-за чего тело его само собой восстанавливало стабильность. Один шаркающий шаг за другим, мучительно медленно и тяжело, проявляя великое терпение, он добрался до противоположного конца моста.
Последнее охранное заклинание должно было стать самым опасным и трудным, ибо про его суть Гаралик не смог поведать ничего.
Они смотрели со всех сторон, являясь искаженными отражениями его собственного "я" либо друг друга. Зеркала, выстроились стенами коридоров, по которым он брел, заглядывая то в одно, то в другое. И отовсюду смотрели его собственные ипостаси, молодые и старые, красивые и уродливые, такие, каким он хотел бы видеть… ощущать себя, и иные, те, от вида которых он содрогался всем нутром. Самое ужасное в них было то, что все они претендовали на истинность, все имели право на жизнь: юноша с горящими любознательностью глазами, чернявый, с гладким лицом, целеустремленным и живым взглядом; древний старик, в очах которого пылал неугасимый пламень великого магического знания; дышащее огнем чудовище, поменявшее человеческий облик на драконью чешую и крылья. Люди и монстры взирали на него, бредшего мимо, и безмолвно вопрошали о том, чего он никак не мог услышать… пока понимание наконец не пришло.
Будто только того и дожидаясь, меж зеркал пронесся бесплотный шепот:
— Узнай себя. Какое из них принадлежит тебе?
— Никакое, — Тобиус не задумывался ни на миг, — ни одно. Все лгут.
— Уверен? Не обретя истинного себя, ты не покинешь Лабиринта Отражений.
— Лабиринта Лживых Отражений. Те, что пытаются показывать мое прошлое, — лгут, ибо зеркала не показывают прошлого. Те, что показывают будущее, — тем более лгут. Настоящего меня они не предскажут, ибо я не верю в предначертанное, только в то, что решаю сам. Я знаю, что я такое есть, к чему иду и чем стану в будущем, ибо все мои шаги взвешены, и последствия их мне примерно понятны. Единственный настоящий здесь — я, все остальное — ложь.
Когда Тобиус покинул Лабиринт Отражений, он оказался в зале, заполненной сиреневым светом. Стены и свод ее были сделаны из вечного кварца, и солнечные лучи, пробивавшие снаружи, красили все и вся в характерный фиолетовый цвет. Лишь пульсирующий столб великой синевы, в которой вспыхивали проблески бирюзового, не поддавался ему. Ошарашенный маг понял, что попал к Сердцевине Мистакора.
Предметы, хранившиеся в той зале, были самыми разными, яркими и неприметными, знакомыми и не похожими ни на что. Одни сверкали золотом и самоцветами, в то время как иные походили на обугленные куски неизвестного материала, разрушенные механизмы и обломки чего-то большего. Там содержались древние, неповторимые ныне големы; забывшиеся вечным сном, боевые артефакты, применение которых могло стать приговором к сожжению, книги, считавшиеся полностью утерянными или уничтоженными. Тобиус пустился вперед осторожными и тихими шагами, пытаясь искать то единственное, в чем нуждался, — Шкатулку Откровений, способную одолеть любой шифр. И он нашел… пустое место. А именно — мраморную тумбу с табличкой, гласившей: "Шкатулка Откровений".
— Какого, рвать твою щучью кормилицу, ахога это значит? — прошептал волшебник, вглядываясь в пустое место, будто пытаясь увидеть невидимое.
Тобиус даже чуть не протянул руку, чтобы пощупать воздух, но одернул себя и, загнав шкурный интерес подальше, направился к предмету миссии. Найти маску было несложно, ведь ее поместили почти в самом центре залы, где она парила возле энергетического потока Сердцевины, окутанная сложнейшей комбинацией магических плетений. Осмольд Дегерок словно возвел вокруг уродливого каменного лика неприступную крепость из магии, способную дать отпор любому посягнувшему на ее целостность. Однако для серого магистра это не являлось препятствием.
Давным-давно, проходя обучение в Академии Ривена, он жил с уверенностью в том, что участь серого мага быть посредственным во всем, а не мастером в чем-то одном. Тобиусу говорили, что он не достигнет успеха, ибо обучать подобных ему никто не умеет и никогда не умел. Тогда серый волшебник и не мечтал стать магистром, он не знал ни о каких драконовых бастардах и не думал, что заклинание Драконьего Дыхания когда-либо пригодится ему. Как же он ошибался.
Вновь складывая пальцы в нужные знаки, произнося словоформулы и сплетая призму инверсии магического потока, он готовился к тому, чтобы изрыгнуть шквал белоснежного пламени — чистую антимагию, которая разрушит защиту и уничтожит злосчастный артефакт. Все следовало сделать с филигранной аккуратностью, дабы не задеть столб Сердцевины и не уничтожить Мистакор.
Белое пламя выметнулось из широко распахнутого рта, прожгло барьер и расплавило камень маски.
Тот же миг башня дрогнула с грохотом раскалывающегося пополам горного массива, а потом со стоном стали рваться невидимые стальные канаты. Мистакор вздрогнул раз, еще раз, и Тобиус покатился по полу вместе со слетавшими с тумб и пьедесталов артефактами. Его чуть не убил упавший терракотовый голем, а потом громыхнул хлопок телепортации, и в хранилище сразу стало тесно — Осмольд Дегерок появился над творившимся хаосом в своем парящем лотосе. Он протянул к Сердцевине толстые руки и голосом, гулким, как эхо подземных бездн, провозгласил сложнейший речитатив. Аметистовая башня, по мере звучания его слов, переставала мелко дрожать и издавать ужасные звуки. Все прекратилось.