Зловещие тени Стинадлы

«Воображение – это то, что стремится стать реальностью».

Андре Бретон

Декабрь, вторник, полдень.

На улице пасмурно, плюс восемь. Без устали хлещет затяжной дождь. Блестящий асфальт покрыт бурными потоками пузырящейся воды. И никаких тебе морозных узоров на стекле. Никаких снежных горок, санок, лыж, коньков. Никаких красных рож, инея на бороде, обморожений по пьяни. Никаких сугробов в жёлтых пятнах с глубокой тёмной промоиной в середине. Это всё потому, что я не в России, а в Баварии. Стою у окна на втором этаже скромного домика на Песталоцциштрассе в Нашем Городке. Это его так называют местные жители – Наш Городок. Все называют,

и я называю.Я здесь совсем не потому, что продал родину за пряник. Просто три года назад случайно познакомился с Мариной – голубоглазой казахстанской немкой. Марина живёт в Баварии уже тринадцать лет. Давно освоилась. Тем более, что её родственники, друзья, односельчане – все в Германии. В то время я как раз развёлся (кстати, Виолетта тоже приехала сюда, вышла по новой замуж и сейчас обитает неподалёку от Нашего Городка, но в другой земле), поэтому долго не раздумывал – взял да и отправился к Марине. Так Марина стала моей настоящей женой, а Виолетта бледной тенью из прошлого.

Мои мысли прерывает торжественный бой церковных колоколов. Церковь же вот она – прямо напротив нашего дома. Огромная, старинная, сложенная из гладкого тёмно-красного камня. Хочешь, не хочешь – слушай колокольный звон каждые пятнадцать минут. А так-то у нас тихо – окраина. Ну, машина проедет раз в час, собаки полают, петухи прокукарекают, вот и весь шум. Но я отвлёкся.

У Марины – двое детей. Старший сын Саша – взрослый. Он живёт отдельно от нас, работает механиком и передвигается по поверхности планеты на собственном сизо-сером ауди. Младшему – Лукасу – одиннадцать лет. Как и положено, он учится в школе. Таскает на спине рюкзак с себя ростом. В Германии для детей установлена обязанность посещать школу. Если ученик по неизвестной учителю причине не пришёл на занятия, за ним посылают полицию. Такое правило.

В настоящий момент Лукас занят тем, что, лёжа на полу перед телевизором, раскурочивает адвентскалендер. Кто не знает: адвентскалендер – это такая картонная коробка с окошечками по числу дней до Рождества. Всего около четырёх недель. За каждым окошечком прячется фигурка из шоколада. Сначала ребёнок открывает конфеты первой недели, через семь дней второй и так далее до самого Рождества. Даже коробка с конфетами может воспитывать в немецких детях любовь к порядку. Но наш Лукас не парится и сейчас приканчивает последние конфеты, не желая ждать ещё две недели. Из джинсовых шортов пацана сзади, как язык, высовывается рубашка, рот в шоколаде. Лукас – нормальный современный ребёнок. Гоняет по улицам на скейтборде. Не отогнать от компьютера. Вегетарианец до первых мамкиных котлет. В Германии у молодёжи сейчас мода на вегетарианство.

– Мальчики, внимание! Обед готов, – зовёт Марина, стоя в кухонной двери, как в портретной раме.

– А что мы сегодня будем кушать? – интересуется Лукас, вытирая перемазанные шоколадом пальцы о штаны.

– Побалую вас фаршированными перцами.

Что касается меня, то я рад. Люблю Маринины фаршированные перцы. Жена привезла искусство готовить это вкусное блюдо из родного Казахстана. В Германии Марина подняла это искусство на небывалую высоту и заодно научила меня есть фаршированные перцы правильно. Алгоритм действий таков: сначала накладываешь в тарелку картофельное пюре, потом к нему добавляешь пару перцев, наполненных мясным фаршем, сверху поливаешь подливкой с морковью и кладёшь ложку сметаны. Всю эту прелесть перемешиваешь в однородную массу – и райское наслаждение тебе обеспечено.

Впрочем, несмотря на моё тихое ликование, Лукас корчит противную мину. Я понимаю его гримасу. Для непосвящённых перевожу: «Есть совсем нечего». Если мы то, что мы едим, то Лукас – это попкорн пополам с картофельными чипсами. Пацан попал в Баварию в десятимесячном возрасте и, в отличие от старшего брата, не знает вкуса натуральной еды. Зато свободно болтает на местном диалекте. По-русски Лукас говорит гораздо хуже, поэтому мы часто не совсем понимаем друг друга. В семье Марины разные поколения говорят на разных языках.

Качаясь, бреду на кухню. Я качаюсь

не потому, что поддатый, а потому, что семнадцать месяцев назад пал жертвой инсульта. Однажды рано утром мир в моих глазах перевернулся и из здорового мужика я превратился в несдающуюся развалину. Брестскую крепость или сталинградский дом Павлова в отдельно взятом теле. Потом была срочная операция, две дыры в черепе, закрытые пластинами, кома, продолжительное лечение в клинике. Мне хватило запаса прочности, чтобы выжить, назло себе остаться в Яви, но теперь земля уходит из-под ног, верх-низ отменены, лево-право нечётки. У меня проблемы с равновесием, речью, временами немеет бедро, мучает извращение вкуса (например, не могу пить чай), постоянно забываю слово «абрикос». Самостоятельно сходить в туалет – целое приключение. Отныне и навсегда я приговорён регулярно измерять давление, пить гадкие таблетки, гулять. Если бы заранее знать, в какого никчёмного инвалида превратит меня инсульт, то придя в сознание после операции, я прошептал бы: «Не надо. Закопайте меня обратно».

Впрочем, если не быть особенно придирчивым, в инсульте есть и своя прелесть. Никакой боли. Просто в глазах темнеет, и вот ты уже занимаешь очередь перед райскими вратами. Конечно, дело вкуса, но лично я всё же предпочитаю умереть в девяносто девять лет, выпив хорошего вина на террасе своей белоснежной виллы у самого синего моря. Надеюсь, этот чудесный день наступит ещё не скоро, а пока я занимаю место за столом в нашей небольшой кухне. Лукас вскарабкивается на табуретку напротив меня. Марина накладывает на тарелки перцы. Включает радио. Радиостанция «Антенне Байерн» – круглосуточная музыка, прогнозы погоды и пробки на автобанах. Под один из повизгивающих хитов покойного Майкла Джексона приступаем к обеду.

– Сегодня у Лукаса термин к врачу, – сообщает мне Марина, когда я уже берусь за кофе. – Через час. Поможешь мне, дорогой?

– К какому врачу?

– К ухо-горло-носу.

– А что случилось?

– Я заметила, что Лукас стал хуже слышать. Приходится всё ему повторять дважды.

Я знаю, что Марина заботливая, как волчица. Женщина-мать! Но я не привык принимать на веру чужое мнение.

– Лукас, ты плохо слышишь? – негромко спрашиваю мальчишку, глядя на Марину.

Не обращая внимания на мои слова, Лукас продолжает уписывать перцы за обе щёки. Вкусно ведь. И чего зря кривлялся?

– Лукас, ты плохо слышишь? – немного повышаю я голос.

– А? – поднимает на меня глаза Лукас.

– Вот, видишь! – огорчается Марина. – Лукаса обязательно нужно показать специалисту, пока слух совсем не сошёл на нет. Я утром записалась на приём к доктору Фрухту.

– А я чем могу помочь?

– Я отвезу вас к врачу. Пока вы будете там, я успею сделать ещё несколько срочных дел. Позвонишь мне, когда закончите, и я заберу вас. О’кей?

– О‘кей, золотко.

Через полчаса всей семьёй катим к, незнакомому мне, доктору Фрухту. У меня-то со слухом всё в порядке. Марина аккуратно ведёт форд по узким улочкам, заставленным автомобилями. Она знает, что, если ездить неаккуратно, то есть возможность умереть в один день со своей бибикой.

Рассеяно смотрю в окошко на зимний дождь. Наш Городок застроен, в основном, двух- и трёхэтажными домиками, которые комком перепутанной пряжи жмутся к квадратному замку, высящемуся на высоком берегу Майна. Городок окольцовывают невысокие лесистые холмы. Здесь спокойно, уютно, чисто. Люди доброжелательны, собаки на тебя не бросаются, кошки разрешают погладить себе спинку. У незапертых дверей беспечно стоят велосипеды. Милая баварская провинция. Одним словом, жить можно.

Марина высаживает нас с Лукасом возле праксиса доктора Фрухта и мчится дальше по своим срочным делам. Мы поднимаемся в лифте на второй этаж, входим. «Халло! – Халло!» Любезная медсестра, вылитая башня, предлагает подождать несколько минут. В комнате ожидания, пропахшей какой-то гадостью, садимся с Лукасом на стулья рядом с парой бодрых немецких пенсионеров. «Халло! – Халло!» Бабульке лет сто, дедульке немного больше. Ждём, когда нас позовут.