Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]

Ван Дайн Стивен

Профессор перевёл взгляд на шахматный стол.

— Чёрный епископ, — повторил он тихо. — Вот что занимало его вчера ночью. Как могла такая тривиальная вещь подействовать на него так губительно!

— Не забывайте, сэр, — напомнил ему Ванс, — что чёрный епископ — символ его поражения. Он воплощал гибель его надежд. Гораздо менее могущественные факторы доводили людей до самоубийства.

Через несколько минут Бэрк доложил о прибытии врача. Простившись с профессором, мы опять спустились в стрелковую комнату, где доктор Доремус производил

освидетельствование трупа Парди.

На этот раз доктор не был в весёлом настроении.

— Когда же, наконец, кончится это дело? — заворчал он. — Мне не нравится здешняя атмосфера. Убийства, смерть от потрясения, самоубийство — достаточно, чтобы довести человека до тихого помешательства!

— Мы полагаем, сказал Маркхэм, что это конец.

— Очень надеюсь. — Он снова наклонился к трупу, и, разогнув пальцы его руки, бросил на стол револьвер.

— Для нашей коллекции оружия, сержант.

Хэс опустил револьвер в карман.

— Когда он умер, доктор?

— В полночь или около того, может быть раньше, может быть позже. Есть ещё дурацкие вопросы?

— Нет сомнения, что это самоубийство?

Доктор с гневом посмотрел на него.

— А на что же это похоже? Оружие было в руке. На виске следы пороха. Положение тела естественное. Что же, все ещё сомневаетесь?

Ему ответил Маркхэм:

— Нет, доктор. С нашей точки зрения, все указывает на самоубийство.

Когда Хэс помог доктору переложить тело, мы все пошли в гостиную, где скоро к нам присоединился и Арнессон.

Ему вкратце объяснили положение вещей.

— Конечно, все уравнение рушится. Но вот чего я не могу понять, — прибавил он, — почему он выбрал стрелковую комнату? У него в своём доме было достаточно места.

— В стрелковой комнате было подходящее оружие, — предположил Ванс. — Вот, кстати: сержант Хэс желал бы, чтобы мисс Диллард удостоверила подлинность револьвера; просто ради формальности.

— Это возможно. А где он?

Хэс подал ему револьвер, и он вышел из комнаты. Ванс остановил его.

— Спросите также у мисс Диллард, были ли у неё карты в стрелковой комнате.

Через несколько минут Арнессон вернулся и сообщил, что револьвер именно тот, который лежал в ящике для инструментов, и что в стрелковой комнате были карты в ящике стола, а Парди знал об этом.

Вскоре появился доктор и подтвердил своё заключение, что Парди застрелился.

Маркхэм кивнул головой с нескрываемой удовлетворённостью.

— У нас нет причин, доктор, сомневаться в вашем заключении. Наконец эта оргия убийств приходит к логическому завершению.

* * *

Вечером Ванс, Маркхэм и я сидели в длинном зале клуба; в газеты были посланы сообщения о самоубийстве Парди и предположения, что «Дело Епископа» заканчивается. Весь день Ванс помалкивал, но теперь он заговорил.

— Слишком просто, Маркхэм, слишком просто. Все логично, но неубедительно. Не могу себе представить, чтобы наш

Епископ закончил свои дьявольские шутки таким банальным способом. Я разочарован.

— Может быть, его воображение исчерпалось убийствами… Пьеса окончена, и надо было опустить занавес. Поражение и разочарование являлись не раз причинами самоубийств.

— Правильно. У нас разумные объяснения самоубийства, но чем мотивированы убийства, мы все-таки не знаем.

— Парди был влюблён в мисс Диллард, — возразил Маркхэм, — и, вероятно, знал, что Робин претендует на её руку. Возможно, и Друккера он ревновал.

Ванс покачал головой.

— Относительно мотивов мы не можем расчленять преступления: они все являются следствием одного импульса, совершены под влиянием одной страсти.

Маркхэм нетерпеливо вздохнул.

— Если самоубийство Парди и не связано с этими убийствами, то, во всяком случае, мы дошли до мёртвой точки и буквально, и фигурально.

— Да, да. До мёртвой точки. Но не понимай ложно моей болтовни. Смерть Парди неоспоримо связана с убийствами. Слишком тесно связана, говорю я.

Маркхэм несколько мгновений испытующе смотрел на Ванса.

— Ты, значит, сомневаешься, что Парди совершил самоубийство?

Прежде чем ответить, Ванс помолчал.

— Я хотел бы знать, — начал он, растягивая слова, — почему карточный дом моментально развалился, когда я слегка облокотился на стол, и почему он уцелел, когда голова Парди упала на стол после того, как он выстрелил в себя?

— Ну так что же? — сказал Маркхэм. — Первый же толчок разъединил карты. — Вдруг глаза его сузились. — Ты полагаешь, что карточный домик был построен после смерти Парди?

— Ничего я не предполагаю, милый друг, просто даю волю моему юношескому любопытству.

Глава XXIII

ПОРАЗИТЕЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ

Понедельник, 25 апреля, 8 часов 30 минут вечера

Прошло восемь дней. Похоронный обряд был совершён над Друккером в его маленьком домике на 76-й улице в присутствии Диллардов, Арнессона и нескольких человек из университета, пришедших отдать последний долг учёному, работами которого они восхищались.

Ванс и я были в траурном доме, когда какая-то маленькая девочка принесла пучочек весенних цветов, которые она сама собрала, и попросила Арнессона передать их Друккеру.

— Я сейчас же отнесу их ему, Медлин. Горбун благодарит тебя за память. — Когда гувернантка увела девочку, он обратился к нам.

— Это любимица Друккера… Чудак, он никогда не ходил в театр, ненавидел путешествовать. Единственным его отдыхом было общение с детьми.

Я упоминаю об этом эпизоде, несмотря на его видимую незначительность, потому что он дал недостающее звено в цепи улик, которое не оставило места для сомнений в «Деле Епископа».