Злой гений Порт-Артура
Шрифт:
Тогда он осознал в полной мере, что стать генералом для него будет проблематично, зато подполковником – запросто. Так что мысленно Фок приготовился к худшему.
– Очень познавательная записка, особенно для меня, – фыркнул Алексеев. – Такое мне даже в голову бы не пришло, и тем более погибшему Моласу – пусть даже начальнику штаба у самого Степана Осиповича. Да и вице-адмиралу Макарову такие мысли не приходили, иначе бы он меня рапортами завалил. Беспокойный был… – Алексеев вздохнул, причем без фальши, хотя всем было известно, что неприязнь между ними была стойкая.
– Ваш поручик по адмиралтейству вообще сказочный персонаж.
Алексеев фыркнул снова, ухмыльнулся, а вот Фоку стало не до смеха. Насчет умственных качеств поручика он и сам не заблуждался, ему нужен был просто писарь и громоотвод, или дымовая завеса попросту, да и расчет ставился на то, что интеллектуальные способности сего офицера никто проверять не станет. И ошибся!
– Поговорил с ним. Он ведь сам уверовал, что эти мысли к нему в голову пришли, аж в небесах воспарил от гордыни, которая ведь смертный грех. Теперь на Камчатку отплывет, там вреда большого не причинит, я ему на прощание «на и отвяжись» дал, без мечей, правда, их заслужить надобно. Ушел от меня счастливым.
Адмирал фыркнул снова, а Фок мысленно загрустил. Не об офицере, что получил орден Станислава III степени, самую низкую награду, ниже некуда. Даже «клюква» у военной братии почиталась на порядок больше, все же знак ордена Святой Анны IV степени крепился к холодному оружию вместе с красным темляком, а надпись «За храбрость» сама красноречиво говорила о том, за что было сделано пожалование.
– А потому у меня возник закономерный вопрос: кто же настоящий автор записки? Надеюсь, вы поможете мне обрести правильный ответ?
Фок пожал плечами: крыть было нечем, но и сознаваться нельзя, пока ситуация не прояснилась, расставив все точки над i. Однако адмирал Алексеев не вспылил на его молчание, наоборот, расплылся в улыбке, которую даже роскошная борода не укрыла – сама доброта, в которую не верилось, потому что причин на то не имелось. Три шитых орла на золотых погонах да значимый пост наместника его императорского величества говорили о том, что умением мастерски плести интриги и при этом думать Евгений Иванович не обделен от природы. Как сказал один герой, «старик – изрядная сволочь»!
– Видите ли, Александр Викторович, сон – это видение, сам переживал такое, видел красочные картинки, почти как настоящие. Исчезают они, как просыпаешься, и порой вспоминаешь с трудом, что привиделось. Своего рода мираж, но вполне ощутимый. Вы понимаете, о чем я?
Фок кивнул, пока не зная, куда зайдет разговор, но в его душе росло напряжение. Алексеев положил ладонь на записку, и этот жест о многом сказал генералу, он подготовился к шторму.
– Сон есть видение, а тут – знание, которое дается долгими годами службы и учебы. И думаю, вы мне без труда сможете рассказать то, о чем я имею смутные догадки. Что вы знаете о японском флоте?
Вопрос был задан в лоб, и Александр Викторович понял, что наступил решающий момент. Скрывать знания не стоило, и он негромко начал говорить, видя, как с каждым его словом Алексеев впадает в какую-то странную задумчивость, но слушает очень внимательно.
– Под флагом Того – шесть броненосцев английской постройки, вполне однотипных
– Да, вы правы, Александр Викторович, действительно, незачем. – Алексеев вздохнул, лицо осунулось. – Половина офицеров эскадры даже при помощи «Джейна» продолжает оставаться в неведении. Про острова Эллиот знаю, еще покойный адмирал Макаров туда миноносцы посылал. А потому задам свой вопрос снова: откуда у вас эти знания?!
– Вы хотите ими воспользоваться, Евгений Иванович? Только учтите: дар есть проклятие, и одно от другого неотделимо.
Александр Викторович усмехнулся, в голову неожиданно пришла мысль, и память тут же услужливо подсказала: за месяц до эксперимента его буквально пичкали всевозможными данными об идущей сейчас войне.
– Тогда послушайте, раз хотите. Тридцатого июля, ровно через три месяца, императрица Александра Федоровна родит цесаревича Алексея.
– Наследника престола после четырех дочерей? Слава богу…
– Не торопитесь, Евгений Иванович, помните, дар есть проклятие. Дело в том, что «гессенская муха», – Фок сознательно назвал царицу оскорбительным прозвищем, услышав которое Алексеев дернулся, – является переносчиком крайне опасного наследственного заболевания, носителями которого являются исключительно женщины – они им не болеют. Но рожденные ими мальчики обречены! У них несвертываемость крови, гемофилия. Об этой болезни знают немногие врачи, и средств лечения от нее просто нет! Любой порез ведет к смерти, обычный синяк может стать причиной гибели. А разве дети не падают?
Лицо Алексеева побледнело, но Фок видел его глаза и понял: ему поверили, причем в каждое слово, ибо в глазах наместника застыл нескрываемый ужас. И несколько спокойнее добавил:
– Кайзер Вильгельм прекрасно знал о том, потому и поспособствовал браку. И каково будет нашему царю, когда он узнает, что сын смертельно болен, а все дочери являются переносчиками опасного заболевания и никто не захочет иметь от них сыновей? Это расплата за то, что Николай женился по любви – монархи не имеют права на чувства и должны руководствоваться исключительно интересами державы. Я говорил о проклятии, и, поверьте, так оно и обстоит!
Наместник застонал, обхватил голову ладонями. Потом поднял на Фока очумелый взгляд – в нем была чудовищная смесь отчаяния, горя и надежды. И это немного тронуло душу Александра Викторовича, но голос продолжал звучать спокойно, даже с показным равнодушием.
– Не жалейте венценосца, Евгений Иванович. Вас оклевещут и опозорят, а либеральная пресса навесит всех собак за позорное поражение в этой войне. Выгонят в отставку, и все знакомые отшатнутся от вас как от прокаженного. И император не поддержит, наоборот, в угоду общественному мнению даже не даст вам прощальной аудиенции, выбросит ленту Александра Невского, как шелудивой собаке – кость.