Злой Сатурн
Шрифт:
— Как?
Егор потер лоб, вздохнул.
— Шею свернул жеребчик. А конь-то какой был! Да-а… И сам чуть не убился… Выехал спозаранок, еще до рассвета, чтоб к обеду вернуться. Вперед проехал хорошо, по холодку. А на обратном пути гроза прихватила. Я такой не видывал. Страх! Жеребец испугался и понес. Рука у меня сильная, а справиться не могу. Ну, думаю, сейчас в лес свернет и о стволы измочалит. Подумать не успел, а его как подсекло — перевернулся, и меня из седла вышибло. Сколько пролежал, не знаю. Очнулся — голова гудит, лицо все в кровище. Сам мокрый
— Жаль животину! Экая досада! Ну что делать? Хорошо, хоть сам живой остался. Составим акт о несчастном случае, в лесхозе нового коня получим.
— Несчастный, говоришь, случай? — Егор как-то странно посмотрел на Ивана Алексеевича и вытащил из кармана зеленый капроновый шнур.
— Вот он, случай-то.
Иван Алексеевич с недоумением уставился на Устюжанина.
— Какой-то варнак натянул поперек тропы! — голос Егора задрожал от злости. — Его и в добрую погоду не разглядишь, а в этакий ливень да еще на полном скаку…
— Кому это понадобилось? Не понимаю!
— Я уже тоже всякое прикидывал. Если ребятишки сохальничали, то откуда они такой шнур раздобыли? Конь не мог порвать!.. Пойду к Чибисову, пускай хулиганов разыскивает!..
В эту ночь Иван Алексеевич долго не мог уснуть. Ходил по комнате, думал. Случайность? Нет, Егор прав, здесь явно злой умысел. Против Устюжанина? Кому он мог помешать?
Иван Алексеевич с сомнением покачал головой. Подошел к окну и распахнул раму. В комнату сразу же ворвалась ночь, темная, прохладная, с шорохами и шелестом листьев. Со стороны близко подступившего леса донесся плачущий крик совы. По вершинам сосен прогудел ветер. Жалобно заскрипело дерево. И снова зашелестели листья вкрадчиво и тревожно.
В углу завозился сеттер. Повиливая хвостом, подошел к хозяину, ткнулся мордой в его колено. Иван Алексеевич почесал Верному ухо. Сеттер блаженно потянулся и вдруг настороженно поднял голову. По его телу прошла дрожь, на загривке вздыбилась шерсть. Он рванулся к окну, принюхиваясь к несущимся из сада запахам, тихо заворчал.
— Кто там? — крикнул Иван Алексеевич, но ничего, кроме шороха листьев, не услышал. «Собака, — решил он, — бродячих псов развелось много. Вербовочные привезли и бросили».
Глава шестая
Самый разгар северного уральского лета. На старых вырубках и опушках стоит пряный дух созревшей малины. Собирают ягоды люди, лакомятся ими птицы. Любит ее и лесной хозяин — медведь, только уж больно неаккуратен: не столько съест, сколько сомнет и растопчет.
Плывут по небу белые облака, взбухают, как мыльная пена, тают и вновь растут, чтобы снова превратиться в ватные клочья…
В питомнике всего четыре человека: сторож-инвалид с женой да два бывших «шефа», окончивших восьмилетку. Мальчишки осенью мечтают пойти в лесной техникум. А пока, чтоб стаж получить, — с ним как-никак легче попасть на учебу, — решили поработать в лесничестве. К тому же и заработок, хотя и небольшой, а все для дома подспорье.
По всему видно, ребята работают старательно. Иван Алексеевич похвалил и удивился, отчего в такую жару преют в ватниках.
— Паут донимает, сквозь рубаху, как шилом, прожигает! — пожаловался паренек. — Только ватник и спасает.
— Овод нынче злой! — согласился Иван Алексеевич.
Он слез с коня, завел под навес, расседлал и бросил охапку сена. Прошел в амбарчик. Там стоят лопаты, мотыги, грабли, несколько литовок, на стене висят шланги для поливки. На полках — бутылки и пакеты с ядохимикатами и удобрением. В одном углу лесной плуг, в другом — мотопомпа «лягушка». Порядок!..
Иван Алексеевич окликнул ребят:
— Передохните. Самая жара. Сбегайте на речку, искупайтесь, все легче будет!
— Мы лучше хариусов половим. На перекате здорово клюет… Вот такие! — парнишка рубанул ладонью по локтю. — Пойдемте с нами.
— Пошли! — обрадовался Иван Алексеевич. — Не помню, когда и сидел с удочкой. Только у меня ж ничего нет.
— Все имеется, — ребята вытащили из-под крыши три длинных черемуховых удилища. — За полчаса на уху запросто надергаем.
Они перелезли через прясло, огораживающее питомник, и направились к речке.
Каменушка — речонка, в иных местах перепрыгнуть можно, течение быстрое. На перекатах гремит, пенится, ворочает гальки, крутится в маленьких омутках. По берегам заросли тальника и черемухи.
Хариус — рыба хитрая, не чета ершу или окуню. Только покажись на берегу — уйдет под камень или затаится в омуте и никакой приманкой не соблазнится.
Иван Алексеевич выбрал перекат между двумя омутками. Насадил на крючок кузнечика и, прячась за кусты, взмахнул длинным удилищем. Крючок с приманкой заплясал над водой. В ту же секунду из-под берега метнулась длинная тень, и рука ощутила сильный рывок.
Давно уже не испытывал Иван Алексеевич такой радости, дрожащими пальцами снимая добычу с крючка. Медленно переходя по берегу, закидывал удочку, чувствуя, как напрягается все тело, а рука ждет желанного рывка.
За полчаса он выловил трех отливающих серебром хариусов. Ребята оказались удачливей, у каждого на кукане висело полдюжины рыб.
А потом прямо на костре в большом ведре варили уху. Наваристую, чуть пахнущую дымком, хлебали ее деревянными ложками, держа под ними большие ломти черного хлеба.
После обеда и короткого отдыха принялись за работу.
Тяжелая, неповоротливая туча медленно начала заволакивать небо.
— Поливать не будем, дождь собирается. Вот эту полоску прополем, и на сегодня хватит, — распорядился Иван Алексеевич.
Вскоре солнце скрылось за облаками, стало прохладнее, и работа пошла веселее.
Много труда было вложено в этот питомник. Долго выбирали для него место. Кругом каменистые или болотистые почвы, на них ничего не вырастишь. Нужно было, чтобы участок хорошо прогревался солнцем, не был бы расположен на косогоре, иначе сильные ливни снесут весь плодородный слой почвы вместе с сеянцами.