Злой волк
Шрифт:
Внезапно она услышала голоса и так резко остановилась, что Боденштайн уткнулся ей в спину.
– Они там, впереди, – прошептала Пия.
– Ты останешься здесь, а мы пойдем дальше! – приказал Боденштайн, понизив голос. – Если ты пойдешь за нами, пеняй на себя!
«Говори, говори», – подумала Пия и кивнула. Она пропустила вперед шефа, Джема и Кристиана, подождала секунд тридцать и вошла вслед за ними в длинное низкое помещение. От того, что она там увидела, у нее перехватило дыхание. Много лет назад она принимала участие в операции в одном садомазоклубе. Здесь все выглядело примерно так же, с той лишь разницей, что посетители того клуба были взрослыми людьми, которые по собственной воле предавались
– Руки вверх! – услышала она голос Боденштайна и испуганно вздрогнула. – Встать к стене! Быстро! Быстро!
При других обстоятельствах Пия выполнила бы приказ своего шефа, но сейчас она не могла поступить иначе. Ее тревога за Лилли была сильнее любых доводов разума. Она прошла через дверь и оказалась в следующем большом помещении, в котором слева и справа находись камеры с решетками. Ее взгляд упал на группу из четверых детей не старше восьми-девяти лет, которые с безразличным видом, не шевелясь, стояли перед одной из камер. Кристиан и Джем направили оружие на мужчину и женщину, и Пия узнала темноволосую женщину, которая сегодня утром пыталась увести Ренату Финкбайнер от ее раненого мужа. Это была Корина Визнер, женщина, которая выдавала себя за мать Оксаны! Но где был Фрей?
– Лилли! – крикнула Пия изо всех своих сил. – Где ты?
Она боялась свидания с ним. Все у нее внутри восставало против этого. Как не хотелось ей, чтобы он видел ее такой – беспомощной, безобразной, на больничной койке. Но когда он неожиданно появился в ее палате, не колеблясь, взял ее за руку и осторожно поцеловал, все ее пустые опасения растворились в воздухе. Они долго сидели, не говоря ни слова, и лишь смотрели друг на друга. Она вспомнила, как в самую первую их встречу в кухне Леонии Ханна сначала увидела только его глаза, эти необыкновенные голубые глаза, которые имели такую магнетическую силу притяжения, что она не могла их забыть. Тогда его глаза были полны горечи и отчаяния, сегодня же светились теплом и надеждой. Только сейчас она увидела, как изуродовано было его лицо и что у него перевязано правое плечо.
– Что случилось? – спросила она тихо. Ей все еще было трудно говорить.
– Это длинная история, – ответил Килиан и сжал левой рукой ее руку. – Возможно, именно сейчас она как раз завершается.
– Ты мне расскажешь? – попросила Ханна. – Я так много всего забыла.
– Для этого потом еще будет время. – Он переплел ее пальцы со своими. – Тебе сейчас нужно сначала выздороветь.
Она тяжело вздохнула. До этой минуты ее пугал тот день, когда она должна будет покинуть защищающие ее стены больницы и вновь посмотреть жизни в лицо. Но сейчас исчез и этот страх. Килиан был рядом с ней. Ему было безразлично, как она выглядела. Даже если она никогда больше не обретет вновь свою безукоризненную красоту, то он все равно будет с ней.
– У тебя сохранилась наша переписка? – спросила Ханна.
– Да. Все твои сообщения. – Он улыбнулся, хотя из-за гематом ему это было не совсем просто. – Я их постоянно перечитываю.
Ханна ответила на его улыбку.
Она тоже в последние дни без конца читала каждое из его сообщений на своем новом айфоне и постепенно выучила их почти наизусть. Килиан пережил худшее из того, что может произойти с человеком. Он потерял все, чего добился в течение всей своей жизни, и без вины попал в тюрьму. Ни унизительное общественное презрение, ни утрата статуса, собственности и семьи не смогли его сломать. Наоборот. Ханна тоже была вырвана из своего мира легкомыслия и брошена судьбой в самую глубокую пропасть ада. Но они оба выдержат это, добьются возвращения своего положения, но никогда больше не будут принимать за должное то, что подарила им жизнь.
– У меня была Майке, – прохрипела Ханна. – Она оставила мне конверт. Я не совсем поняла, что она мне сказала. Посмотри в ящике тумбочки.
Килиан отпустил ее руку и выдвинул ящик.
– Да, конверт здесь, – сказал он.
– Вскрой его, пожалуйста, – попросила Ханна. Обезболивающие средства вызывали у нее такую сильную сонливость, что ее глаза почти слипались. Килиан просматривал листы бумаги, вынутые из конверта, и лицо его постепенно менялось, на лбу появились складки.
– Что это? – спросила Ханна.
– Это фотографии… автомобилей.
Он сказал это как будто вскользь, но Ханна, несмотря на затуманенное сознание, заметила его внезапное напряжение.
– Могу я посмотреть? – Ханна протянула руку, и Килиан передал ей фотографии, напечатанные на цветном принтере.
– Это перед виллой Матерна в Оберурзеле, – с удивлением констатировала Ханна. – Что… что это должно означать? Зачем Майке мне их передала?
– Я не знаю. – Килиан мягко взял у нее из рук листы бумаги, сложил их и опять положил в конверт. – Мне, к сожалению, нужно идти, Ханна. Сегодня я смогу переночевать за государственный счет.
– Тогда я, по крайней мере, не буду беспокоиться за тебя, – пробормотала Ханна. От слабости ее веки стали тяжелыми, как свинец.
– Ты придешь завтра?
– Конечно. – Он склонился над ней, поцеловал ее в губы и нежно погладил по щеке. – Как только они отменят определение суда о моем аресте и я буду снова свободен, я приду к тебе.
Выйдя из больницы, Майке пару часов бесцельно ездила по городу. Она чувствовала себя беспредельно одинокой. Никогда больше она не сможет переступить порог дома в Лангенхайне после всего того, что там произошло, поэтому она решила поехать в Заксенхаузен в квартиру своей подруги. У Ханны все еще не наступало существенного улучшения, анальгетики затуманивали ее сознание, что не давало возможности вести с ней разумный разговор. При этом была масса всего, о чем Майке хотела поговорить со своей матерью. Она надеялась, что та, по меньшей мере, передала конверт с фотографиями полицейским.
Майке проехала по Дойчхернуфер и свернула на Зеехофштрассе. Благодаря летним каникулам ей удалось найти место для парковки недалеко от дома, в котором находилась квартира. Она припарковала автомобиль, взяла свой рюкзак и вышла из машины. Хлопок автомобильной дверцы громко отозвался в ночной тишине, и Майке огляделась. Ее тело болело от побоев и пинков, она была смертельно уставшей, но одновременно довольно бодрой, что объяснялось ее нервным состоянием. Она точно знала, что никогда не сможет избавиться от того, что вчера пережила. Тот случай с бойцовской собакой в лесу был ужасным, но он не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло в доме ее матери. Она содрогнулась. Тот тип прикончил бы ее, не колеблясь, она видела это по его бесчувственным глазам. Невозможно представить себе, чем бы все это закончилось, если бы у нее не оказалось с собой электрошокера!
Майке перешла улицу и выудила из рюкзака ключи от входной двери. Краем глаза она заметила какое-то движение между припаркованными автомобилями. В ней затрепетал страх, сердце бешено заколотилось, и на лице выступил пот. Последние метры до двери дома она одолела бегом.
«Черт возьми!» – прошептала она. Ее пальцы так дрожали, что она не могла вставить ключ в замок. Наконец ей это удалось, она толкнула дверь и испуганно вздрогнула, когда мимо нее проскользнуло что-то темное. Кошка бабули с первого этажа!