Злой волк
Шрифт:
– Разумеется, господин прокурор. Завтра утром он будет лежать у вас в корзине для поступающей почты. – Хеннинг улыбнулся чрезмерно любезно. – Мне его отпечатать собственноручно?
– Как хотите. – Прокурор Танути был так ослеплен своей собственной важностью, что совершенно не заметил, как он в долю секунды превратился в самого нелюбимого сотрудника своего ведомства. – Тогда мы можем сообщить прессе, что девушка утонула в реке.
– Я этого не говорил. – Хеннинг стянул с рук латексные перчатки и бросил их в мусорное ведро рядом с мойкой.
– Простите? – Молодой мужчина сделал
– Да, это так. Но вы меня прервали, прежде чем я смог объяснить вам, почему я исключаю суицид. Она утонула не в Майне.
Пия ошеломленно посмотрела на своего бывшего мужа.
– При утоплении в пресной воде ткань легких так сильно вздувается, что при вскрытии грудной клетки она выпячивается наружу. Мы называем этот феномен Emphysema aquosum. Но здесь другой случай. Вместо этого образовался отек легкого.
– И что это означает на немецком? – тявкнул раздраженно прокурор. – Мне нужны не уроки по судебной медицине, а лишь факты!
Хеннинг смерил его пренебрежительным взглядом. В его глазах мелькнула искорка иронии. Прокурор Танути навсегда лишился его расположения.
– Чуть более глубокие знания в области судебной медицины никогда не повредят, – сказал он с сардонической улыбкой. – Особенно в том случае, если захочется покрасоваться перед вспышками камер прессы.
Молодой прокурор покраснел и сделал шаг в сторону Хеннинга, но потом поспешно отступил, так как Ронни Бёме непосредственно на него направил тележку с телом погибшей девушки.
– Отек легких образуется, например, в соленой воде. – Хеннинг снял свои очки и со спокойным видом принялся протирать их бумажной салфеткой. Потом он поднес очки к свету и, прищурив глаза, проверил, достаточно ли они чистые. – Или при утоплении в хлорированной воде, где-нибудь в бассейне.
Пия быстро переглянулась с шефом. Это была действительно чрезвычайно важная деталь, и это было типично для Хеннинга – не раскрывать ее до самого последнего момента.
– Девушка утонула в хлорированной воде, – сказал он наконец. – Точный анализ пробы воды из легких лаборатория представит в ближайшие дни. Вы меня извините, Пия, Боденштайн, господин прокурор, приятного вам дня. Я должен напечатать протокол вскрытия.
Он подмигнул Пие и вышел.
– Что за надменный идиот, – пробурчал молодой прокурор за спиной Хеннинга Кирххофа и затем также исчез.
– Да, каждый встречает в ком-то противника сильнее себя, – сухо прокомментировал происходящее Боденштайн.
– Но парень сегодня встретил уже двоих, – ответила Пия. – Сначала Энгель, теперь Хеннинг – на сегодня с него хватит.
Когда Эмма вернулась с Луизой из Киты, на террасе уже был накрыт стол для кофе. Родители мужа сидели в уютных креслах из «индийского тростника» в тени поросшей плющом и цветущей фиолетовой глицинией перголы и играли в скрэббл.
– Привет, Рената! Привет, Йозеф! – крикнула Эмма. – Мы вернулись.
– Точно к чаю с пирогом. – Рената Финкбайнер сняла свои очки для чтения и улыбнулась.
– И точно к моей победе со счетом 3:2, – добавил Йозеф Финкбайнер. – Квагга. Это дает 48 баллов. Так что я тебя побил.
– Что это за слово? – возразила Рената с наигранным возмущением. – Ты это только что выдумал.
– Нет, ничего подобного. Квагга – это вымерший вид зебры. Согласись уж, что сегодня я просто играл лучше тебя. – Йозеф Финкбайнер засмеялся, наклонился к своей жене и поцеловал ее в щеку. Затем он отодвинул кресло и распростер объятия. – Иди к дедушке, принцесса. Я специально для тебя попросил заполнить бассейн. Ты не хочешь быстренько принести свой купальник?
– О, да, – сказала Эмма, которая сама с удовольствием бы вытянулась в лягушатнике. Раньше она нормально переносила жару, но нынешние температуры в сочетании с высокой влажностью были совершенно невыносимы.
Луиза послушно покорилась объятиям деда.
– Пойдем за твоим купальником? – спросила Эмма.
– Нет, – Луиза высвободилась из объятий деда и забралась на кресло. Ее взгляд сосредоточился на столе. – Я лучше съем пирог.
– Ну, хорошо. – Рената Финкбайнер засмеялась и подняла защитный купол, которым она накрыла пироги, чтобы защитить их от насекомых. – Что ты больше любишь? Клубничный пирог или чизкейк со взбитыми сливками?
– Чизкейк! – воскликнула Луиза с блеском в глазах. – И еще отдельно взбитые сливки!
Свекровь положила на тарелки Луизе и Эмме по куску чизкейка, затем налила Эмме чашку дарджилинга. Луиза с рекордной скоростью съела торт.
– Я хочу еще, – потребовала она с полным ртом.
– А волшебное слово? – спросил дед, собиравший скрэббл.
– Пожалуйста, – пробормотала Луиза и лукаво улыбнулась.
– Но только маленький кусочек, – предупредила Эмма.
– Нет, большой! – возразила дочь. Кусок торта выпал у нее изо рта.
– Ой, ой, что за поведение, принцесса? – Йозеф Финкбайнер неодобрительно покачал головой. – Хорошо воспитанные девочки не разговаривают с полным ртом.
Луиза посмотрела на него с сомнением, не вполне понимая, шутит он или говорит серьезно. Но он смотрел на нее строго, не улыбаясь, и она с трудом проглотила последний кусок.
– Ну, пожалуйста, дорогая бабушка, – сказала Луиза, протягивая ей тарелку. – Еще один кусочек, пожалуйста.
Эмма промолчала, когда увидела требующий одобрения взгляд своей дочери, который она устремила на своего деда.
Он кивнул и подмигнул девочке, Луиза в тот же момент просияла, и Эмма почувствовала небольшой укол, похожий на ревность.
Как бы она ни старалась, она не находила правильного подхода к своей дочери. С тех пор как они здесь живут, становится все сложнее. Зачастую она чувствовала себя по-настоящему беспомощной. Луиза ее просто не уважала. Ее свекра и Флориана она, напротив, слушалась беспрекословно, даже почти с радостью. С чем это могло быть связано? Она не пользовалась авторитетом? Что же она делала неверно? Корина считала нормальным, что девочки часто бывают папиными дочками и именно в этом возрасте у них возникают конфликты с матерью. О таких случаях Эмма читала и в различных книгах по воспитанию, но, тем не менее, воспринимала это очень болезненно.