Злой волк
Шрифт:
– Привет, Майке! – крикнула она и через силу улыбнулась, хотя ей было не до веселья. Сначала неприятный конфликт с Норманом, потом разговор с Вольфгангом Матерном. До семи часов у них в конференц-зале проходило заседание всего коллектива по кризисной ситуации. Потом Ханна и Ян сидели в мрачном задымленном баре в переулке рядом с Гётештрассе, где встречались со свободным продюсером, которая в течение полутора часов, выкуривая сигарету за сигаретой, предъявляла им бессовестные требования. Абсолютно потерянное время.
– Привет, Ханна. – Майке поднялась с верхней ступени лестницы. Перед входной дверью стояли
– Почему ты не позвонила и не сообщила, что приедешь сегодня?
– Я пыталась дозвониться тебе раз двадцать, – ответила Майке с упреком в голосе. – Зачем ты отключила мобильник?
– Ох, сегодня одни неприятности. – Ханна вздохнула. – Я его выключила, наверное, случайно. Но ты могла позвонить мне на работу.
Она поцеловала дочь в щеку, та в ответ скорчила гримасу. Затем Ханна открыла дверь и помогла Майке внести вещи в дом.
Переезд из Берлина в Мюнхен, кажется, пошел Майке на пользу. С того времени, когда она видела дочь в последний раз, та поправилась. У нее отросли волосы, и стиль одежды чуть изменился в лучшую сторону. Может быть, вскоре она окончательно вырастет из присущей позднему пубертатному периоду моды одеваться как бомжиха.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала Ханна.
– В отличие от тебя, – ответила Майке и критически оглядела Ханну. – Ты стала очень милой старушкой.
– Спасибо за комплимент.
Ханна скинула туфли и прошла в кухню, чтобы достать из холодильника ледяное пиво.
Ее отношения с дочерью всегда были сложными, и после того, как они обменялись первыми словами, Ханна не была уже уверена, что эта ее идея, попросить дочь во время летних каникул поработать ассистенткой продюсера, была удачной. Ее никогда не интересовало, что другие люди говорят о ней за спиной, но враждебность Майке причиняла ей все большую боль. По телефону дочь сразу объявила, что она соглашается на эту работу не из родственных чувств, а исключительно по финансовым соображениям. Тем не менее Ханна была рада, что Майке все лето проведет у нее. Она все еще не привыкла к одиночеству.
В туалете раздался звук спускаемой воды, и через некоторое время в кухню вошла Майке.
– Ты голодна? – поинтересовалась Ханна.
– Нет, я уже перекусила.
Ханна в изнеможении опустилась на один из кухонных стульев, вытянула ноги и пошевелила причинявшими ей сильную боль пальцами. Hallux rigidus [8] в обоих больших пальцах – цена за то, что она в течение тридцати лет щеголяла в «лодочках». Туфли с каблуками выше четырех сантиметров вызывали все больше и больше мучений, но не могла же она, в конце концов, ходить в спортивной обуви.
8
Hallux rigidus – дегенеративный артрит сустава у основания большого пальца.
– Если хочешь холодного пива, то в холодильнике еще осталась пара бутылок.
– Я лучше сделаю себе зеленый чай. Ты что, начала пить? – Майке наполнила чайник водой, достала из шкафа фарфоровую чашку и стала рыться в ящиках стола, пока не нашла чай. – Вероятно, Винценц смылся именно поэтому. Ты умеешь отпугнуть любого мужика.
Ханна не реагировала на провокации своей дочери. Она слишком устала, чтобы позволить себе словесную дуэль вроде той, которые они раньше вели ежедневно. Как правило, самая большая агрессия утихала в большинстве случаев через пару часов, и Ханна пыталась пропускать все мимо ушей.
Майке была дитя разведенных родителей. Ее отец, завзятый умник и брюзга, ушел, когда ей было шесть лет, и после этого каждый второй выходной основательно баловал ее и успешно настраивал против матери. Его «промывка мозгов» действовала все еще и спустя восемнадцать лет.
– Мне нравился Винценц, – сказала Майке и скрестила очень тонкие ручки на груди, которая едва ли заслуживала этого названия. – Он был веселый.
Она была абсолютно нормальным ребенком, но потом, став подростком, наела почти сто килограммов жира. Позже, в шестнадцать лет, она практически перестала есть, и пару лет назад из-за истощения ее положили в клинику для страдающих нарушением пищевого поведения. При своем росте 174 см она весила тридцать девять килограммов. Долгое время Ханна каждый день боялась звонка с сообщением, что ее дочь умерла.
– Мне он тоже нравился. – Ханна допила оставшееся пиво. – Но мы стали чужими друг другу.
– Неудивительно, что он сбежал. – Майке презрительно фыркнула. – Рядом с тобой невозможно дышать. Ты, как танк, переедешь каждого, невзирая на чувства.
Ханна вздохнула. Последние слова не вызвали в ней злобы, а лишь глубокую печаль. Эта молодая женщина, которая, голодая в знак протеста, чуть не умерла, никогда ее в действительности не любила. И виновата в этом была сама Ханна. Когда Майке была сначала ребенком, а затем подростком, для Ханны важнее была ее собственная карьера, чем дочь, поэтому она уступила первенство своему бывшему мужу без борьбы и даже с чувством облегчения. Майке никогда не догадывалась о коварных играх своего отца за влияние на дочь и в течение многих лет слепо обожествляла его. Майке не понимала, что так он мстил Ханне. А Ханна остерегалась касаться этой темы.
– Вот какой ты меня представляешь, – сказала она тихо.
– Такой представляет тебя каждый, – ответила резко Майке. – Тебе ведь всегда есть дело только до самой себя.
– Это не так, – возразила Ханна. – Я для тебя…
– Ой, да прекрати! – Майке закатила глаза. – Ты для меня вообще ничего не сделала! Для тебя всегда существовала только твоя работа и твои мужики.
Засвистел чайник. Майке выключила его, налила в чашку воду и положила в нее пакетик с чаем. Ее порывистые движения выдавали внутреннее напряжение. Ханне очень хотелось взять дочь за руку и сказать ей что-то приятное, поговорить с ней и посмеяться, расспросить о ее жизни, но она этого не сделала, потому что боялась отпора.
– Я постелила тебе наверху, в твоей бывшей комнате. Полотенца в ванной, – сказала она вместо этого и поставила пустую бутылку в ящик для тары. – Извини. У меня был тяжелый день.
– Никаких проблем. – Майке на нее ни разу не взглянула. – Когда я должна завтра начать?
– В десять нормально?
– Да, вполне. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Ханна в последнюю секунду удержалась от того, чтобы назвать ее, как в детстве, Мими, потому что Майке не любила, когда она это делала. – Я рада, что ты приехала.