Злые игры. Книга 1
Шрифт:
Чарльз понимал, чего именно она хочет, он и сам хотел того же; только у какого-нибудь ненормального, убеждал он себя, не возникло бы подобного желания. Однако он ужасно боялся. Боялся показаться глупым и слишком самонадеянным (хотя все его инстинкты подсказывали, что в данном случае ему это не грозит), боялся натолкнуться на отпор (хотя те же самые инстинкты говорили ему, что это крайне маловероятно); боялся, что ему придется привести ее, такую красивую и изысканную, дорого одетую, в свою задрипанную квартирку со скрипучей кроватью и старыми заштопанными простынями, которые подарила ему мать, еще когда он только переезжал в Лондон; боялся гнева и возмездия, которые мог обрушить на него граф Кейтерхэм,
— А не хотели бы вы… не хотела бы ты зайти немного подальше?
Она ответила, что да, да, очень бы хотела и готова зайти так далеко и так быстро, как он сам этого хочет; он сказал, что у него есть квартира в Фулхэме, где он будет рад ее принять, если ей захочется туда прийти, и что это можно было бы сделать как-нибудь на следующей неделе, сейчас ему нужно бежать обратно в контору; она рассмеялась и заметила, что слегка уязвлена тем, что он отдает столь очевидное предпочтение Лайонелу Крейгу, а не ей, но на следующей неделе — так на следующей неделе.
Неделю спустя — в тот самый день и час, когда Лайонел Крейг отправился, как обычно, играть в гольф, — Чарльз отпер дверь своей квартиры на Парсонс-Грин, пропустил впереди себя Вирджинию, она вошла, осмотрелась, довольно улыбаясь, и сказала:
— Пойдем прямо в спальню, хорошо? Не будем больше терять время.
Она держалась решительно, целеустремленно, почти бесстрастно и сразу же принялась раздеваться, не испытывая вроде бы ни малейшего стыда и даже обыкновенной стеснительности. Лежа на кровати, Чарльз наблюдал за ней; как он и ожидал, Вирджиния и без одежды была столь же безупречно красива — высокая, стройная; ее истинно американские, длинные, великолепные ноги казались бесконечными, груди были на удивление полные, с крупными темными сосками; она разделась, легла и проговорила:
— А теперь, если не возражаешь, я за тобой понаблюдаю.
Он почувствовал себя так, словно угодил в дурацкое и нелепое положение, и, отвернувшись, быстро сорвал с себя одежду и плюхнулся в постель рядом с ней; однако она повернулась к нему с выражением такой нежности и радости, что он сразу же ощутил прилив счастья и уверенности в себе; заключив ее в объятия, он улыбнулся и шепнул:
— Я не самый опытный в мире мужчина, ваша светлость, но я горжусь тем, что могу вам послужить.
— Я тоже не самая опытная, — ответила она и стала целовать его, вначале нежно и робко, словно пробуя, потом все более и более жадно.
Чарльз почувствовал, как его словно подхватывает и несет какая-то волна, теперь он был абсолютно уверен в том, что и как делает; он повернул ее на спину, заглянул в ее золотистые глаза и, склонившись над ней, стал медленно, осторожно целовать ее груди. Она лежала, откинув голову назад, закрыв глаза, всем телом мягко прижимаясь
Но к тому моменту, когда он вошел в нее, она уже страстно и нетерпеливо ждала его, влажная, нежная и податливая; он с восторгом и почти с благоговением погрузился в нее, ощущая, как она плотно, упруго и с удовольствием обхватывает его, передавая свое наслаждение и ему. И вдруг все, что они испытывали, каждый из них и оба вместе, резко изменилось, их ощущения становились все более неодолимыми, неистовыми, заставляя их двигаться все быстрее и энергичнее; Чарльз позабыл обо всем, позабыл о том, чтобы думать и о ней тоже, чтобы доставлять удовольствие и ей, хотя бы делать ей приятное, он просто рухнул в омут собственного наслаждения, врываясь и погружаясь в ее горячие глубины, утопая в них; а потом все так же мгновенно вдруг завершилось, он ощутил лихорадочное сотрясение во всем теле, вскрикнул и опустился на нее, совершенно неподвижный, моментально и резко устыдившись того, что мог совсем забыть о ней.
— Извини меня, — с трудом выговорил он, — извини. Я должен был подождать. Но ты была так прекрасна.
— Ничего, — ответила она, — все в порядке. Мне понравилось. В следующий раз все будет отлично. Но и сейчас было хорошо. Не расстраивайся и не волнуйся, мне хорошо, просто полежи вот так, тихо, и не выходи из меня, не выходи, не надо.
Он лежал почти неподвижно, дожидаясь, пока она успокоится; потом мягко вышел из нее и, приподнявшись, заглянул ей в лицо:
— Тебе действительно хорошо?
— Да, действительно.
— Я должен был… должен был бы спросить тебя раньше насчет… — Голос его смущенно затих.
— Насчет предохранения? — улыбнулась она. — Не говори глупостей. Я добропорядочная американская девушка, я на таблетках.
— Да, ты не отстаешь от прогресса. Тут их почти никто не принимает.
— Я знаю. Мы, американцы, вообще прогрессивная нация. Это очень полезно.
— Наверное. — Он помолчал. Потом улыбнулся ей и обвел пальцем ее груди. — А знаешь, ты потрясающая женщина. Потрясающе красивая. Потрясающе милая. Даже не понимаю, что ты тут со мной делаешь.
— Занимаюсь потрясающе приятным сексом, — не мудрствуя, отвечала она.
После этого он часто пытался расспрашивать Вирджинию о ее семейной жизни. Его озадачивало, почему она изменяет мужу. Она не производила впечатления заурядной обманщицы. Не казалась она и сексуально ненасытной. Она была в меру чувственной и после того первого раза всегда достигала оргазма, иногда даже и не однажды, однако определенно не отличалась в постели воображением и не демонстрировала, вопреки ожиданиям, никаких сверхъестественных страстей и желаний, которые способны были бы привести ее с супружеского ложа в постель любовника. Ей просто нравилось, как она говорила, бывать с ним, познавать его в библейском смысле этого слова, и ничего большего добиться от нее ему не удавалось. Она категорически отказывалась говорить о своей семейной жизни или об Александре, обсуждать свое прошлое, даже всего-навсего сказать, счастлива она или нет.
Когда он как-то заговорил о том, что может произойти, если Александр обо всем узнает, она заявила:
— Он не узнает. Обещаю тебе, что он ничего не узнает.
— А чем же, по его мнению, ты занимаешься здесь, в Лондоне, целыми неделями напролет?
— Тем же самым, чем обычно занимается в Лондоне целый день любая женщина. Хожу по магазинам. Встречаюсь с друзьями. Александр очень занят в имении, Чарльз. И по большей части предоставляет меня самой себе. Он не будет ни о чем расспрашивать. Честное слово. Пусть тебя это не волнует.