Злые игры. Книга 2
Шрифт:
— Онне может этого выносить! Александр, постарайся представить себе, что чувствую сейчас я! Это же как будто тебя загнали в какой-то немыслимый кошмар. В ужасный, кошмарный сон больного человека! Онне может этого выносить!
В ее голосе явно сквозило сильнейшее презрение и омерзение. Александр встал, посмотрел на нее сверху вниз, лицо его было мертвенно-бледным.
— Думаю, мне лучше пойти пройтись, — произнес он, — договорим потом.
— Александр, нам не о чем больше говорить. Пойми это, пожалуйста.
— Есть. Может быть,
— Никакого «может быть». Не о чем.
— Ну ладно. Но я бы все равно хотел пройтись. Пообещай мне.
— Да?
— Пообещай мне, что не уедешь, пока я не вернусь. Пожалуйста. Мне бы хотелось с тобой попрощаться.
— Хорошо, — со вздохом ответила она. — Я не уеду.
Когда он вернулся, она спала на просторной кровати; ставни были по-прежнему открыты, комнату заливал предвечерний солнечный свет, более насыщенного, густо-золотистого оттенка, чем тот, что был утром. Темные волосы Вирджинии были раскиданы по подушке, лицо ее было спокойным, умиротворенным, почти как у ребенка. Александр нагнулся, поцеловал ее, и она проснулась, улыбнулась, протянула к нему руки; потом проснулась окончательно, все вспомнила, и прямо у него на глазах лицо ее снова стало жестким, а взгляд враждебным.
— Здравствуй, — сказал он. — Уже темнеет.
— Я себя ужасно чувствую, — проговорила она — У меня страшно болит голова.
— Это от шампанского. И еще оттого, что мы все время ссоримся. Мне очень жаль.
— Нет, Александр, — возразила она, — не от этого. А от того, что произошло, от того, что происходит. Пожалуйста, постарайся это понять.
— Хорошо.
— Я пойду приму ванну. Ты бы не мог заказать пока чаю? Китайского.
— Конечно.
— Я узнавала, когда есть рейсы. В Лондон только один сегодня вечером. Я бы хотела улететь им.
— Значит, — спросил он, — собор Святого Марка ты смотреть не поедешь?
— Нет, не поеду. Прости, что нарушаю обещание. Но мне надо уехать отсюда.
— Я понимаю.
— Извини, Александр.
Он заказал для нее водное такси и потом молча сидел и смотрел, как она собирала дорожную сумку. Другие ее вещи, те, что были в чемоданах, так и оставались до сих пор нераспакованными. Под его взглядом Вирджиния почувствовала какую-то странную, дурацкую скованность.
— Александр, — попросила она, — ты бы не мог… не согласился бы… подождать меня внизу?
— Разумеется.
Он вышел. Ей вдруг сделалось ужасно одиноко и почему-то страшно. И больше всего на свете хотелось сейчас поговорить с кем-то близким, с кем-то, кого она хорошо знала. С мамой. Да, пожалуй, она позвонит сейчас маме. В Нью-Йорке теперь раннее утро, и маме будет приятно ее услышать. Конечно, всего она пока рассказывать не будет, просто сообщит, что едет домой. Она заказала разговор. Ответил Бэнкс.
— Здравствуйте, Бэнкс. Это мисс… леди Кейтерхэм.
— Леди Кейтерхэм! Очень рад вас слышать! Позвольте сказать вам, у вас была изумительная свадебная церемония. Все слуги от нее просто в восторге.
— Спасибо, Бэнкс. Пожалуйста, можно мне переговорить с мамой?
— Разумеется. Одну минуточку, ваша светлость! — Она слышала, как он с особым удовольствием произнес два последних слова.
Впервые Вирджиния лицом к лицу столкнулась
В трубке послышался задыхающийся от счастья голос Бетси:
— Дорогая, как чудесно, что ты позвонила! Я уже начинала гадать, как там у тебя дела. Как ты, моя дорогая? Ой, слушай, какая же прекрасная была свадьба, просто прекрасная! Я так рада, так горда! А отец… ой, Вирджиния, я еще никогда не видела, чтобы он был так тронут. Никогда. Даже когда Малыш… когда вы оба появились на свет. Когда мы в тот день ложились спать, знаешь, какие были его самые последние слова? «Сегодня я был ею очень горд. Очень горд моей дочуркой». — Голос Бетси задрожал. — Ой, дорогая моя, извини, у тебя медовый месяц, а я тут так расчувствовалась. Просто дело в том, что… так как ты, дорогая, а? И как тебе Венеция? Понравилась? В соборе Святого Марка вы уже успели побывать?
— Нет. — Голос Вирджинии как будто бы не хотел слушаться того, что подсказывал ему разум, не желал произносить нужные слова. Вирджиния откашлялась, прочищая горло. — Пока еще нет. Мама…
— Ты, наверное, устала. Думаю, ты должна была просто страшно устать. А гостиница хорошая?
— Да, превосходная.
— Я тебе так завидую. Я всегда мечтала побывать в Венеции. Но твой отец так и не захотел меня туда свозить. Ну что ж, наверное, мне пора уже закругляться, Александру наверняка не понравится, что ты столько времени треплешься по телефону с мамочкой. Главное, что у тебя все в порядке.
— Да, — медленно проговорила Вирджиния. — Да. Все в порядке. Спасибо.
— Ну и хорошо. Передавай от всех нас приветы Александру. И напиши мне сразу же, как только вы приедете в Хартест; из Венеции, так уж и быть, я от тебя ничего не жду. До свидания, дорогая. Я передам отцу от тебя привет. Он сегодня утром забрал с собой в банк все фотографии, говорит, что ему не терпится как бы прожить тот день снова. Он сказал — не знаю, стоит ли мне тебе это говорить, а впрочем, конечно стоит, почему бы и нет, — так вот, он сказал, что ваша свадьба была в десять раз лучше, чем у Малыша и Мэри Роуз, а ты как невеста была в сотню раз красивее и очаровательнее, чем она. Я тебе скажу, дорогая, отец действительно стал тобой очень гордиться. И я тоже. А когда Бэнкс вошел минуту назад и доложил: «Звонят ее светлость», мне пришлось себя даже ущипнуть, что это не во сне.
— Какой же ты жуткий, кошмарнейший сноб, мама. — Вирджиния непроизвольно улыбнулась в трубку. — Слушай, я тебе перезвоню. Скоро.
— Дорогая, не надо, не беспокойся. Разве что, конечно, если тебе очень захочется. Ты же будешь сейчас очень… — Бетси выдержала деликатную паузу, — очень занята. В Венеции столько мест, которые надо обязательно посмотреть.
— Да. Это верно. До свидания, мама.
Она положила трубку и посмотрела в окно. Силуэты Венеции казались размытыми от слез.