Злые ветры Запада
Шрифт:
Наверняка скрипели на ветру жалюзи и ставни, в этом Дуайт не сомневался. Кирпич, камень и доски, давно ободранные ветром и песком от краски, ржавое железо низких крыш. Растрескавшаяся улица, носимая взад-вперед пожелтевшая коробка из-под сигарет, кренившиеся вниз фонари. Форт-Кросс, переживший ночь, спокойно пережевывал половину наступившего дня. На кативший куда-то броневик внимания никто не обращал. Пусть он и был одним из семи оставшихся.
– Жизнь не хочет заканчиваться, несмотря ни на что. – Марк щелкнул четками. – Разве что
– Я вроде ничего не говорил, – проворчал Дуайт. – Нет привычки говорить под нос.
– Ты очень красноречиво хрустел пальцами. Это вредно, артрит перестал обращать внимание на возраст.
– Обожаю снова слушать правильные, хорошие поучения… – пробормотал из-под шляпы Моррис. – Мне очень не хватало их целых два дня.
– Ворота. – Хавьер обернулся к ним. – Командор, у тебя лист от Шепарда?
– Да. – Дуайт достал из внутреннего кармана подписанный комендантом приказ. – На. Едем в сторону?
– Вегас. – Марк щелкал четками. – Именно в ту сторону.
– Хреново, – отозвался Моррис, подняв шляпу на лоб. – Весьма, да, Хавьер?
– Si. – Хавьер даже обернулся. – Очень хреново, ombre.
Дуайт промолчал. Дождался нового рывка «Кугуара» и первых мягких толчков покрышек по песку и снова вернулся к наблюдению.
– Почему очень хреново, мальчики? – Мойра толкнула Морриса. – Водитель занят, командор многозначительно молчит… А, Моррис? Тебе отвечать.
– Изабель… – протянул Моррис. – Прекрасная, как непорочная Гунхильда, Изабель. Хотя, что и говорить, нет. Изабель прекраснее. Она же брюнетка. И глаза у нее черные-пречерные.
– О, Изабель… – протянул Хавьер. – Madre de Dios, что за женщина. Bruja, не женщина.
– Изабель, – согласился Дуайт. – Изабель Эрнандес де… чего-то там. Не особенно хреново. Все-таки расстались мы с ней по взаимному согласию.
– Он умный, наш командор, – поделился Моррис, – но порой такой дурак.
– Ну да, – Мойра улыбнулась, – в данном случае, действительно, не самое умное мнение.
– Изабель Эрнандес де Сааведра. – Марк покачал головой. – Не самый лучший расклад, да…
– Что? – Дуайт покосился на него. Дошло чуть позже. – Она-то при чем?
– Нужна, как проводник. По карте мы не сможем найти объект. Она была во всех точках маршрута.
– Когда?
– Около года назад. Водила туда караван с припасами.
Дуайт вернулся к увлекательной слежке за пейзажем. Была так была. Не рассказала… что поделаешь, женщины.
– Все зло от женщин. – Моррис вытянул ноги, заложив руки за голову, поерзал на лежанке. – Всегда и везде.
– То-то, смотрю, ты постоянно злом сам себя окружаешь, – фыркнула Мойра. – Нет?
– Закаляю сам себя в борьбе с ним, – Моррис закрыл лицо шляпой и забубнил из-под нее: – Чтобы быть всегда готовым.
– Не старайся показать себя хуже, чем есть, – вздохнул командор. – Это не мое дело, солдат, но прими мое мнение таким.
Моррис почесался.
– Бесполезно спорить.
– Хватит ругаться, amigo, – пробасил Хавьер, – еще успеешь надоесть.
– Ну, друг, если ты просишь, то не буду.
– Врун ты, Моррис, – Мойра полезла в сумку, – не такой уж ты и злой. Хотя хватает, конечно. Зло от женщин, женщина – само зло…
– И цветные, – закончил Моррис, – именно так.
– Cabron! – Хавьер шумно вздохнул. – Сивый шлюхин сын.
– Ты, дружище, к ним не относишься, ты мексиканец.
– Да пошел ты в… – водитель сплюнул, тут же затерев плевок сапогом, – все равно ты козел.
– Рты прикройте. – Дуайт свесился вниз. – Моррис, следи за словами. А ты за дорогой.
Молчание продержалось недолго, и странно было бы ожидать чего-то другого.
Дорога, пусть и не самая дальняя, стремится к разговору. В вагонах Трансатлантической железнодорожной компании, как говорили знающие люди, даже есть исповедальни. Что поделать, изливать душу – давняя мода среди христиан.
Дорога решает многое за людей. Если идешь пешком, то не до разговора с соседом. Переставляешь ноги, и все. Шаг за шагом, увязая в горячем море песка, густой жиже болот, разрывая плотную, высотой по колено, траву прерий или грохоча каблуками по твердокаменной и выжженной доске солончака. Тут не поспоришь, не расскажешь за просто так байку, не похвастаешься девчонкой, подцепленной в городке, оставленном далеко за спиной. Нет, во время привалов – так сколько угодно. Но только не когда идешь.
Пройди с десяток миль, нагруженный под завязку, под солнцем, ливнем или в метущую зимнюю вьюгу, и посмотри, захочется ли тебе трепаться на ходу? Если ноги наливаются тяжестью, если пальцы скользят друг по другу от слипшихся остатков носков и густой грязи заношенной кожи, не до разговоров. Да даже если трясешься в седле, привычно подпрыгивая в ход коня, тоже не совсем то. Особенно когда есть куда торопиться.
Но сейчас, вот так, как внутри «Кугуара», можно и слегка распустить язык. Опасно ли за сталью бортов? Конечно, да еще как. Но это привычно. Сам Дуайт всегда располагался в башне. Он лучше Морриса видел опасность, лучше обращался с «браунингом» и его лентами. А потому слушать разговоры снизу ему доводилось часто.
Сколько лет они втроем поднимали в воздух пыль дорог? Дуайт знал точно. Три года, десять месяцев и три с половиной недели. С Моррисом они знали друг друга куда дольше, на целых пару лет. Целая вечность, если задуматься. Да, броневик стал их домом почти четыре года назад. А они до сих пор не дали ему имя, вот незадача.
Хавьер называл собственную машину то «другом», то «Господом Богом проклятым куском жести», закипая от одного его вида и поминая всуе и Отца Всевышнего и всех его ангелов. Про настоящее имя для здоровенной железной посудины на колесах он не задумывался.