Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Скажите пожалуйста, как мне пройти в порт?
– Что? удивленно вскинула брови блондинка. Наклонив голову, она с интересом рассматривала Индуса.
– Мне "тачка" втоя нужна, "кукла", чего улыбаешся, жестко произнес Индус , на сербском. -Что? вздрогнула блондинка.
– Ключи давай, вот что, выдернув из руки блондинки, брелок, Индус повернулся, и добавил:- Кубик, тебя что, надо приглашать?
– Иду, оглянувшись, ответил Кубик, направляясь к автомобилю.
Блондинка, стояла возле автомобиля, и не двигалась с места. Вытаращив глаза, она смотрела на двух незнакомцев. Индус открыв дверь, посмотрел
– Готово, закрыл багажник Кубик, оглянулся на ходу, и сел в машину. Вперед!
– Всегда пожалуйста, усмехнулся Индус, повернув ключ.
– Работает, хлопнул в ладоши Кубик.
– Немецкая техника, довольно сказал Индус, посмотрев в зеркало, заднего вида.
– Чего стоим?
– Поехали, улыбался Индус, переключив селектор коробки.
Сзади раздался глухой удар. Кубик повернулся, и увидел искаженное лицо мужчины, в заднем стекле.
– А его нам не надо, покачал головой Кубик.
– Правильно, кивнул Индус, и нажал на педаль
Автомобиль резко дернулся, соскочив с бордюра, и набирая скорость, помчался по улице. На тротуаре, в снежной "каше", лежал мужчина в пальто, и в бессилии своем, колотил руками по бордюру...
Недалеко от маленькой деревни, вблизи проходящей автомагистрали, в редком лесочке, стояли несколько машин, с прицепами. По форме, это было кольцо, внутри которого, на земле, горел большой костер. Цыгану не привыкать к кочевой жизни, его дом, всегда с ним... И пусть он мал, но в нем тепло зимой, и прохладно знойным летом. В нем примут хорошего человека, и не заметят плохого... Дороги всегда без конца, и края, только свободному человеку, доступно солнце . Тот кто не хочет свободы, значит не человек,- червяк...
У костра суетятся женщины, с большими кастрюлями, и сковородами. На большом куске фанеры, режут мясо, картофель и морковь. Потрескивают дрова, разбрасывая искры, в разные стороны. В нескольких шагах от костра, стоит задумчивый, худощавый парень, с длинными волосами, и курит, глядя на огонь. Бородка, на осунувшемся лице, тонкие усики, торчащие скулы...
– Мечтаешь Сэнду, раздался за спиной, веселый голос.
Парень обернулся, и улыбнувшись ответил:
– Смотрю на огонь.
Перед ним стояла невысокая, темноволосая девушка, в меховой жилетке, и широко улыбалась.
– Что, спросил он.
– Смешно, ответила она. Ты говоришь с ошибками, и поэтому смешно, хихикнула она.
– Мария, извини меня. Я стараюсь учить язык, но мне не все ...запнулся Сэнду.
– По-лу-ча-ет-ся, по слогам, произнесла Мария.
– Да, кивнул улыбнувшись Сэнду.
– Румынский язык не простой, а цыганский, еще больше, мило улыбалась Мария. Ты понял, что я тебе сказала?
– Я знаю, кивнул Сэнду.
– Хорошо, усмехнулась она. Иди, там тебя Василе зовет, указала она пальцем на прицеп, стоящий посередине.
– Да, кивнул Сэнду, бросив окурок под ноги. Иду.
– И еще, тебя Гожо искал. Он уехал в город, скоро будет.
– Понимаю, ответил Сэнду, и направился к прицепу Василе.
Мария посмотрела ему вслед, улыбнулась и тихонько сказала:- Красавчик!
Поднявшись по ступеням, Сэнду, постучал в дверь, и услыхав ответ, вошел.
Внутри, ярко горела настольная лампа, освещая нехитрое убранство прицепа. За узким столиком, сидел коренастый мужчина, лет пятидесяти. Черные волосы,с проседью, аккуратно причесаны. Черная жилетка, обтягивает крепкий торс. Повернувшись, мужчина взглянул на Сэнду, и махнув рукой, пригласил сесть за стол, напротив себя."Глаза, будто читают тебя, подумал Сэнду, никак не могу привыкнуть."
– Для того кто тайное носит в себе, я как исповедь, усмехнулся Василе. Понимаешь меня?
– Да, кивнул Сэнду.
– Не совсем, усмехнулся Василе. По глазам твоим , все вижу, сказал он, на русском. Так лучше будет?
– Если можно, тогда лучше, улыбнулся Сэнду.
– Ха..улыбнулся Василе. Мой дед, ушел из Бесарабии, давно.А язык русский я до сих пор помню, как и молдавский. И много других...
– Это хорошо, ответил Сэнду.
– А мой отец, всегда говорил с матерью о том, что хочет вернутся, грустно сказал Василе. Так мы и жили, рядом с домом, в Румынии. А когда умер отец, не стало хорошей жизни, и мы ушли. С тех пор и кочюем. Потому что нет места мне, на Родине, там бедность, а здесь, не мой дом, чужой, но достаток. Понимаешь? тяжело вздохнул Василе, посмотрев на Сэнду.
– Понимаю, кивнул Сэнду.
– Выпей со мной, взяв со стола бутылку, предложил Василе. Грустно мне сегодня. Выпьешь?
– Хорошо, выпью, спокойно ответил Сэнду.
– Ты кушай, все что видишь на столе, угощайся.
– Спасибо.
– Ты на гитаре играть умеешь, неожиданно спросил Василе, глядя на задумчивое лицо Сэнду.
– Нет, пожал плечами Сэнду. Это плохо?
– Я тоже не умею, улыбнулся Василе. Вот Гожо научился, и то хорошо. Правда?
– Да, тихо ответил Сэнду.
– Сейчас я налью, и мы выпьем за наших родителей, они нам жизнь дали, грустно говорил Василе. Мне, тебе... А ты помнишь, как тебя Гожо, в Познани, на заправке подобрал? На дороге? Ты шел по обочине, и смотрел под ноги. Он сигналил тебе несколько раз, прежде чем ты поднял голову. О чем ты тогда думал? О смерти? Заглядывая в глаза Сэнду, спросил Василе. Да?
– Не помню, выдержав взгляд Василе, ответил Сэнду. Какая разница.
– О смерти значит, сложив руки на груди, произнес Василе. Зря думал.
– В голове много разных мыслей, отшутился Сэнду, взяв в руку стакан с вином.
– Ну да, кивнул Василе. Голова что улей, там много пчел
– Правильно, прошептал Сэнду.
– Как сложилось, пусть так идет, махнул рукой Василе,. Выпьем!
Там сладкое вино течет рекой, в нем хмель гуляет, озорной, стучит и мысль шальная где то, на краешке сознания его... И разливаясь, разбегаясь, ударит в голову легко, вдруг все вокруг, станет приятным, и сердце застучит рывком... Потом и слово, вылетит любое, потом падут запреты и табу, потом и жизнь, на несколько часов иная, а после, отрезвление в аду... Василе , выпив стакан вина, утер рукой губы, достал из золотого портсигара самокрутку, и подкурил. Затянувшись, он прищурился, посмотрел на Сэнду, и произнес: