Змеи и лестницы
Шрифт:
– А Катя?
– Делала то же самое. Но ее можно понять – умненькая девочка из не самой благополучной семьи. Возвращаться в провинциальную дыру, из которой вырвалась, – немыслимо. Остается лишь карабкаться наверх… Знаете, красота не слишком помогала ей. Что-то не складывалось, хотя мужиков вокруг нее было предостаточно. А потом у нее появился этот Вернер. Подробностей их знакомства я не знаю, но Катя как-то обмолвилась, что встретила мужчину своей жизни и собирается покинуть подиум. История вполне обычная для модели, так что особого значения ее словам я не
– Амстердама? – уточнил Вересень.
– Да. В аэропорту Амстердама. У меня там была пересадка, а она летела в Мадрид. И с ней был этот человек, Вернер Лоденбах. Там я его увидела в первый и последний раз.
– Азимова представила его как своего… – Вересень замялся, выискивая в недрах памяти подходящее случаю слово. – Бой-френда?
– Нет-нет! Она никак его не представила, к тому же, он сразу же отошел, чтобы не мешать нам. Мы поболтали минут пятнадцать – так, ни о чем, последние сплетни. А перед тем, как попрощаться, она сказала, что счастлива. Собственно, и говорить было необязательно. Она выглядела счастливой.
– Это всё?
– Нет. Потом у Кэт случились неприятности с Мадридом, она вернулась в Россию и вскоре ушла из агентства. Мы долго не виделись, не было повода…
– Когда же он возник?
– Она позвонила без всякого повода. Сказала, что скучает по работе и по девчонкам. Что не мешало бы пересечься на чашку кофе. И мы пересеклись. Выглядела Кэт неважно, она только-только выкарабкалась из гриппа. В остальном все было мило. И она была мила. Много шутила и смеялась. А в какой-то момент замолчала. А потом спросила у меня помню ли я Вернера – парня из аэропорта? Честно говоря, такие красавчики не забываются. Ровно это я и сообщила Кэт. Думала, что ей будет приятно это услышать, идиотка…
– Но слышать ей было неприятно?
Наклонившись к Вересню, Ванда прошептала:
– Если бы вы видели ее лицо в тот момент…
– Как будто бы она раздавила слизняка? – вырвалось у Вересня.
– Оно было испуганным. Да нет же… Оно было полно ужаса. Это страшный человек, – вот что она сказала. Хитрый, страшный, вероломный человек. Тот, кто однажды столкнулся с ним, даже случайно, – не может быть в безопасности.
– Она опасалась за свою жизнь?
– Не знаю. Когда она говорила об этом Вернере, то была страшно подавлена, вот и все.
– Почему вы не сказали мне об этом два года назад?
– Мне не нужны неприятности. В конце-концов, Кэт не была моей близкой подругой. И влипать из-за нее в передряги я не хотела.
– Передряги?
– Кэт еще сказала, что у этого парня длинные руки. Что, если бы они дотянулись до меня? У вас есть дети?
– У меня есть кот.
– Это не одно и то же.
– Согласен. Но ведь тогда у вас не было детей, Ванда.
– Тогда я уже была помолвлена. И лишние волнения в мои планы не входили. Мой муж – не олигарх и не финансовый воротила, и не поп-звезда… Ну, знаете, традиционный набор, о котором обычно мечтают девушки из модельных агентств. У нас в жизни и без того достаточно трудностей, чтобы взваливать на себя чужие проблемы. И не надо ни в чем меня упрекать. Я просто женщина, которая хочет быть хоть немного счастливой, вот и все.
– Я не упрекаю, – сказал Вересень, и это была чистая правда. Почти чистая. Он сам, потративший на дело Кати Азимовой почти год, не нашел того, что все это время лежало на поверхности. И Ванда Клевская всегда рассматривалась им, как не самый важный свидетель – в ряду таких же необязательных свидетелей числом около полутора сотен. Если бы Вересень был чуть внимательнее, чуть настойчивее!.. Ничего бы не произошло. Во всяком случае, тогда, два года назад. Известие о смерти Вернера Лоденбаха – вот что развязало язык Ванде. И вменять в вину слабой женщине разумную (с ее точки зрения) осторожность – он не вправе.
– Я не упрекаю вас, – снова повторил Вересень. – Когда Азимова рассказала вам о Лоденбахе?
– Мы встретились примерно за месяц до ее гибели.
– И больше не виделись?
– Нет. Я звонила ей пару раз… Узнать, как дела и вообще. Но она даже не сняла трубку.
– Почему?
– Наверное, не хотела меня слышать. Иногда Кэт совершала нелогичные поступки. Сначала сама настаивала на встрече, а потом… – Ванда досадливо махнула рукой.
– Но что-то вас беспокоило? Иначе вы бы не стали звонить, так?
– То, что она рассказала о своем приятеле. Это меня беспокоило, да. Тогда она спросила меня, как надежнее спрятать документы…
– Какие документы?
– Господи, ну откуда же мне знать? Это был абстрактный разговор.
– Попытайтесь вспомнить его дословно.
– Два года прошло!
– И все же, – подался вперед Вересень.
– Ну-у… Думаю, речь шла о каком-то компромате. Возможно, речь шла о каком-то компромате, и Кэт совершенно не знала, что с ним делать. Вот и попросила совета.
– У вас?
– Когда-то у меня в поклонниках ходил адвокат. Достаточно известный, что не мешало ему быть самой настоящей гнидой. Гнусный человечишко, еле ноги от него унесла. Но, пока он отирался поблизости, кое-какие премудрости юриспруденции я для себя уяснила.
– И что же вы посоветовали?
– По возможности спрятать документы в надежном месте. Любая банковская ячейка подойдет, и лучше, чтобы банк был иностранным. Можно заручиться поддержкой влиятельного человека, который в состоянии разрешить проблему. Ну, или избавиться.
– От компромата?
– Да. Это – вещь опасная. Как говорится: меньше знаешь – крепче спишь.
– А такая простая мысль, как обратится в правоохранительные органы, вам в голову не пришла?
Ванда скептически улыбнулась:
– Приходила. Но подобные мысли я всегда гоню понятной метлой. Насмотрелась на ваши правоохранительные органы.
– Вы не совсем правы, Ванда. И в них работают честные люди, которые болеют за дело.
– Не исключено. Но это исключения, подтверждающие правило. Вот вы, господин Вересень, наверняка, честный человек. И как это помогло Кэт?