Змеи и лестницы
Шрифт:
– Ты понимаешь, Мандарин, изощренность этой женщины? – снова обратился к дурацкому парню Литовченко. – Говорю же – мегамозг.
– Итак, оба плана совпадали до последней детали. Вот только в одном погибнуть должен был Вернер Лоденбах, а в другом – Денис Рупасов. А теперь – следи за руками, Мандарин! Та-да-да-да!
Вересень наложил фотографию актера на часть снимка с Вернером Лоденбахом.
– Девятнадцатого июля Вернер Лоденбах прилетает в Санкт-Петербург. Он оставляет документы и вещи в камере хранения аэровокзала, а сам налегке едет к Нике, в Сестрорецк. Бартош постоянно живет в городе, на Миллионной, в особняке
– Вот и верь после этого женщинам, – грустно улыбнулся капитан.
– Теперь ей остается только ждать Дениса. Он появляется, но на несколько часов позже заранее оговоренного срока. Объясняет свое отсутствие тем, что у него спустило колесо. Потом все идет, как по маслу. Автомобиль под покровом ночи вывозят на дачу под Канельярве на левом эвакуаторе – и все выглядит как транспортировка неисправной машины. На этой даче есть бассейн…
– С любопытной конструкцией – добавил капитан Литовченко. – Одна его стенка опускается при помощи специальных механизмов и получается что-то вроде пандуса… Папаша Арсена Бартоша был инженером-строителем, вот и сконструировал действующую модель понтонной переправы для тяжелой техники. Экспериментальную, так сказать. В производство не пошло, слишком накладно, а Нике пригодилось. Интересная штука. Фото показать?
Дурацкий парень заволновался, и капитан полез во внутренний карман за снимками, но Вересень остановил его.
– Не думаю, что его фотки интересуют. Скорее, несколько часов, на которые выпал Денис Рупасов. Но об этом – через минуту, после рекламы. Не переключайтесь.
Шутка в очередной раз получилась неудачной, и Мандарин, а следом за ним и Литовченко, поморщились. И лишь великодушная Миша улыбнулась.
– В общем, авто с телом стоит там почти месяц, и за это время даже воспоминания о нем исчезают со всех видеоустройств. О том, что Бартош нагрянет на старую дачу, можно не беспокоиться – он приезжает туда только два раза в год – в день смерти и в день рождения отца. В декабре и марте соответственно. Ника об этом знала. Ну, а в документах, которые уже давно готовились для настоящего Лоденбаха, меняют фотографию. Это тоже требует времени. И все это время Денис Рупасов жил в особняке. А в час икс кабриолет вывозят на фуре специально нанятые и обученные люди. Которые не задают лишних вопросов, а за вменяемые деньги готовы молчать сколь угодно долго.
– Ты забыл, Боря.
– Про что?
– Про скотч и веревки… Про которые говорил Кукушкин.
– А-а, да… Связать, а затем развязать уже мертвого Вернера Лоденбаха – это был совет Дениса Рупасова, привыкшего выжимать максимум из роли. Они с Никой понимали, что следствие обязательно установит насильственный характер смерти. Вот и решили усилить подачу, чтобы дать следствию еще несколько дополнительных и бесполезных версий. Все остальное понятно. Автомобиль загнали в озеро, где его и нашли. Ты, конечно, можешь спросить, Мандарин, зачем понадобилось менять документы Рупасова, человека не замеченного ни в каких злодеяниях? Он мог бы так и остаться Денисом Рупасовым, да? Так вот, Вернер уже все подготовил к новой жизни по новым документам. И терять это «все» было бы глупо…
– Давай теперь про несколько часов, – подначил Вересня Литовченко. – Это смешно.
– Смешно. Потому что Денис Рупасов забыл дать деньги на метро своему лучшему другу Марине Даниловой. И он вернулся, чтобы отдать эти деньги. И…
– И… – Литовченко понизил голос до трагического шепота.
– И все ей рассказал! – не выдержал Вересень. – Прикинь? И тогда эти два актера-неудачника решили сыграть свой собственный спектакль. Свою собственную пьесу. То, на что у Ники и Вернера ушло полгода, они сочинили за несколько часов. Им нужно было поломать схему. И они ее поломали. Вещи Вернера по уговору с Никой должны были оставаться в гостинице до самого последнего момента. Но Денис, втайне от Ники, позвонил в отель и попросил отнести их на Марата. В квартиру бывшего парня Марины, от которой у нее с незапамятных времени был ключ. Это, да еще звонок Кристине и визит к участковому – были как хлебные крошки в сказке «Найди пропавших Гензеля и Гретель». Рано или поздно должны были привести следствие к однозначным выводам.
– Что не все так просто, – заметил капитан. – Что убит на Вернер Лоденбах, а кто-то другой. Вот они и привели в конечном итоге.
– Денис Рупасов – вот кто должен был умереть по-настоящему. И его подруга Марина. А что там новое появится взамен…
– Новая жизнь, Вересень, новая жизнь. С большими бабками. В другой стране.
– Ну да. На это они и рассчитывали. Все то время, пока Ника в особняке посвящала Рупасова в тонкости финансовых схем, а Марина жила у своего двоюродного брата-художника в мастерской. Неизвестно, когда они собирались уехать, но наш приход в особняк нарушил их планы. Ника вела себя хладнокровно. А вот Денис, который слышал весь разговор из другой комнаты, запаниковал.
– На пустом месте, – добавил Литовченко. – Мы бы просто ушли и пришли. Если бы фройляйн комиссар Миша Нойманн не узнала в Нике женщину из Гонконга.
– Слава богу, Денис только связал ее, затолкал в подвал и забрал паспорт. Ну и еще по мелочи… Документы, акции и финансовые бумаги на сотню миллионов долларов.
– Или две. Или пять. А потом заказал билеты в Рио на свое новое имя и имя Ники. Непонятно только, как Марина собиралась пройти по чужому паспорту паспортный контроль?
– Не забывай, они же актеры. И, кажется, театральный грим входил у них в программу. Так что…
Мандарин, все это время бешено вертевший головой, снова затянул свое:
«НЕ СВИСТИТЕ, А ТО УЛЕТИТЕ!»
– Ты видишь, Вересень? Кот нам не верит! А между прочим, все интересующие нас лица уже дали признательные показания.
– Во всей этой истории жаль только Кристину. Это действительно был несчастный случай. И она в тот день была несчастна. И очень невнимательна, когда мыла окно…
– Мне пора, – улыбнулась до сих молчавшая Миша.
– Не пора, – голосом, не терпящим возражений, произнес капитан. – Провожаем вас все вместе…
– И кот?
– Куда ж без него.
– Я рада.
Нагнувшись, комиссар полиции Нойманн поцеловала дурацкого парня в нос и тихонько сказала:
– Буду скучать по тебе, малыш. Вдруг мы больше не увидимся? Я уже скучаю…
И услышала такой же тихий и ласковый ответ:
– Ну и дура!
«So ein dummes Luder!»
О, да.
КОНЕЦ