Змеиная пустошь. Секрет подземелья
Шрифт:
Илай объяснял им обоим, как важен для них этот мандрозмей. Если вдруг вентиляционное отверстие или труба над костром засорятся и воздух наполнится угарным газом, то задолго до того, как кто-нибудь из них троих среагирует, чувствительное существо погибнет – и даст им время всё исправить; иначе они сами надышатся и умрут. Мика тяжело вздохнул. Им нельзя было потерять этого змея; но то был уже не первый раз, когда Фракия выпускала его из клетки.
Девушка-змеерод скучала по Асилю, своему белозмею, скучала мучительно, и Мике было больно смотреть на это. Но белозмей оставил Фракию, когда увидел их с
– Ну и как ему ужин? – спросил он мягко.
Фракия оторвала очередной кусок жилистого мяса и протянула змею. Тот вырвал угощение из её пальцев и проглотил целиком.
– Похоже, ему вкусно, – Мика сам ответил на свой вопрос и помолчал. – И хорошо… – Он снова замолк, глядя на выпущенного из клетки мандрозмея; он никак не мог выдавить из себя слова предостережения, которые, как он знал, обязан был произнести.
Но Фракия и сама догадалась. Она обернулась и взглянула на него.
– Знаю, знаю, – сказала она; её тусклые глаза смотрели угрюмо. – Но держать его взаперти целыми днями – это так жестоко.
Она протянула руку и почесала мандрозмея под подбородком. Медленно кивнув, она заговорила снова, и голос её, чуть громче шёпота, звучал мягко и успокаивающе.
– Никому не пожелаю такой участи, – говорила она крошечному змею. – Ни одному живому существу, ни одному человеку…
Глава третья
Мика распахнул глаза. Что-то его разбудило…
Он осматривал спальню, хотя знал, что это совершенно бесполезно. Лампы в зимнем укрытии не горели, помещение заполняла непроглядная тьма. Крошечные белые точки, похожие на блестящие пылинки, танцевали в воздухе, пока глаза Мики старательно пытались привыкнуть к темноте, но не могли.
Он прислушался к ветру, который прочёсывал горные вершины и склоны; дикий и безжалостный, он попадал в ловушки трещин и расщелин, где завывал и стонал, как неведомое безумное существо. Но к этому шуму Мика уже привык – и проснулся не от него.
Мика натянул на себя одеяло, откинулся спиной на матрас и положил руки под голову. Он уставился в пустоту, туда, где должен был находиться низкий потолок, и задумался: интересно, идёт ли там, снаружи, снег? Взошла ли луна, полная или ещё только месяц в форме серпа, а может, сегодня она спряталась за облаками – да и вообще, ночь ли на дворе? Для них с Илаем и Фракией ночь пришла только потому, что в зимнем укрытии не было света; а вдруг снаружи сейчас вовсю светит солнце?
Здесь, в укрытии, скалолаз отсчитывал для них часы дня и ночи с неукоснительной чёткостью, и лампы зажигались и гасли только по его команде. Именно он переворачивал часы каждый раз, когда песок перетекал из верхней колбы в нижнюю; он вёл счёт дням, складывающимся в недели, нанося на стену отметки специально припасённым для этого коротким угольком.
Будто сам Создатель, Илай даровал им день и ночь, думал Мика, как и сильнодействующий ликёр, который размывал для них время и делал их подземную жизнь настолько сносной, насколько это вообще было возможно.
Нужно отдать ему должное, думал Мика; бывалый скалолаз, казалось, позаботился обо всём. Зимнее укрытие было отлично спрятано от посторонних глаз, и в нём был такой запас провизии, которого хватит на всю зиму. Из поросшей мхом трещины в пещеру текла струйка воды, которая скапливалась в небольшом углублении в одной из ниш большой комнаты, и как бы ни опустилась температура за пределами пещеры, она никогда не замерзала – то ли из-за глубокого нагрева, то ли ещё из-за чего-то. У них был хворост, чтобы развести огонь, а зигзагообразные трещины в скале не только вытягивали дым из пещеры, но и выводили его на безопасное расстояние – на склон горы, высоко, возле дымящегося жерла, так что никто – ни друг, ни враг – не смог бы отличить одно от другого.
Мика закрыл глаза. Его снова клонило в сон.
Но тут откуда-то из темноты донёсся звук. Мика замер; сон как рукой сняло.
Это был шёпот – тихий, но настойчивый, звучный, как раскаты далёкого грома, нежный, как стук дождя, и пронзительный, как завывание ветра.
– Фракия? – Мика пошарил рукой по соседнему матрасу и обнаружил, что там никого нет. – Фракия?
Девушка-змеерод не отзывалась, но стук дождя и шёпот ветра, будто бы в ответ, стали громче.
Мика приподнялся на локтях. Он склонил голову, пытаясь определить, с какой стороны доносятся звуки. То они, казалось, раздавались где-то справа от него, через мгновение – уже слева, а ещё через секунду – прямо у него над головой, и когда воздух пахнул ему в лицо, Мика прикрылся руками.
Шёпот становился всё громче, подражая свисту ветра и стуку дождя, и нарастал, как надвигающаяся буря. И тут из темноты раздался долгий крик: он зародился грохочущим рокотом где-то в глубине горла и превратился в шипящий выдох.
– А-а-а… си-и-иль…
Мика сел ровно, в животе у него всё сжалось. Девушка-змеерод разговаривала во сне. Но не на том языке, который он, Мика, мог понять, а на том, каким владели белозмеи – какому научил её Асиль.
– А-а-а… си-и-иль. А-а-а… си-и-иль.
Она повторяла это имя с тоской в голосе. Теперь звук приблизился, и Мика шарил руками в темноте, пытаясь определить, где стояла Фракия.
– А-а-а… с…
Голос девушки-змеерода резко оборвался. Звуки ветра и дождя стихли. Мика напрягал слух, чтобы уловить её, но единственное, что он мог различить, – это движение человека, старающегося не издать ни звука. В следующую секунду юноша ощутил острую колющую боль в груди.
– А-а-ай! – вскрикнул Мика и упал на матрас.
Он чувствовал, что над ним кто-то нависает; пока он, дрожа, лежал на спине, кто-то сел на него верхом. Боль снова пронзила его грудь: что-то острое прижалось к ней прямо над колотящимся сердцем. Дрожащими руками Мика схватился за толстый штырь, который упирался ему в грудь, и попытался оттолкнуть его; но сверху на него давили, мощно и непреклонно.
– Фракия… Илай. Илай! Илай! – кричал он скалолазу, который, чтобы оставить Мику и Фракию наедине, ушёл спать в большую комнату.