Змеиная вода
Шрифт:
Вороньи перья и мышиные кости уже не удивляют.
А вот коробочка от печенья курабье, жестяная и красивая, спрятанная на дальней полке, вполне удивила, не столько видом, сколько содержимым.
– Документы, - Зима вытащила паспорт, затем какие-то бумаги, которые и сунула Бекшееву.
Документы на дом.
И на землю.
Диплом…
– Она была врачом, - тихо произнес Бекшеев. – Выходит, что она была врачом…
Медсестрой. Этот диплом был самым старым, даже не диплом еще – зеленоватая бумажная книжица с истрепанными краями. Свидетельство
И второе, о повышении квалификации.
Третье, о прослушивании курсов…
– Она была упорной, - выразила мнение Зима. – Она… хотела лечить, а стала ведьмой? Почему?
– Может, потому что дара у нее не было? – предположил Бекшеев. – Хотя… она и раньше об этом знала.
Он вернул бумаги в коробку.
Диплом врача покойная получила незадолго до начала войны. И лет ей было уже прилично. И диплом этот, аккуратно обернутый промасленной бумагой, был для нее ценен. Но вот…
Почему? Почему она не работала в госпитале, хотя имела право? А устроила это вот все…
Люди все еще продолжали удивлять своей нелогичностью.
– Хотя… - Зима огляделась. – Ведьмам платят больше.
В жилой комнате уже привычные чистота и порядок. Кровать у стены. Узорчатое покрывало. Гора из подушек, прикрытая тончайшей вуалью кружева. И недешевого. У второй стены – письменный стол, причем вида солидного. Кипа бумаг…
Шкаф.
И тонкие папочки.
Бекшеев вытащил одну наугад. Имя. Фамилия. Дата рождения. Краткая информация…
– Она вела здесь свой прием, - он вернул папку на место и вытащил другу. Третью. Все то же самое. Имена. Фамилии. Даты…
Имелись и разделители по алфавиту.
А судя по количеству папок, недостатка в клиентах ведьма не испытывала. Записи она вела аккуратно, отмечая и жалобы, и предположительный диагноз, и назначенное лечение.
Свои пометки…
– Госпиталь, - Зима тоже пробежалась по папкам. – Тут направляет, указывает, что операция нужна… значит, брала не всех.
– Ей все не нужны, - Бекшеев закрыл шкаф. С его содержимым он разберется, но немного позже. Здесь надо просматривать все аккуратно, чтобы не упустить важное. И главное, поискать среди карт для начала Северцеву, а потом и остальных жертв. Если, конечно, Антонина Павловна хранила старые бумаги.
Что-то подсказывало, что хранила.
Но где?
– С чем-то сложным она бы не стала связываться. Зачем рисковать? Пациент умрет. Родственники нажалуются… жандармерия вынуждена будет начать проверку. Нет… она брала что-то такое… вот… ревматизм. Или хронический тонзиллит… целитель справился бы с ним куда лучше, чем настой из календулы…
– Но настой – вернее, - хмыкнула Зима. – И привычнее. А жила она неплохо. Вон, поглянь…
Полочки на стене.
И на них уже не медицинские карты, а фарфоровые голубки, причем из мастерской Кузнецова, а Бекшеев знает, сколько они стоят. В огромном шкафу прячутся не только платья, но и тяжелая, огромная шуба. Во второй его части – стопки белья, причем перевязанного лентами, а стало
Он и был.
И столовое серебро тоже.
– Знаешь, - задумчиво произнесла Зима. – Кажется, быть ведьмой – выгодное занятие.
Под стопками с бельем обнаружилась еще одна коробка из-под курабье, на сей раз с золотом. Пяток монет старой чеканки, но полного веса. Клубок из цепочек, перепутавшихся намертво. Какие-то колечки, причем разных размеров. Серьги. Даже пара зубов нашлась, что заставило Бекшеева поморщиться. Зима молча вытряхнула содержимое коробочки на стол и наклонилась, впрочем, тут же разогнулась со вздохом.
– Она порошок сыпала, от моли. И еще какую-то пакость… напрочь все перебило.
Кольца в одну сторону.
Пара кулонов – в другую. Цепочки тряхнула, но те свились змеиным комом, поэтому Зима и отложила его в сторону.
Бекшеев вернулся к шкафу. А вот серебро хранилось в коробке из-под обуви, и было его куда больше. Снова кольца. Пара браслетов и весьма массивных, монеты, причем не только имперской чеканки, две сотни серебряных марок встали ровными башенками. Еще пяток рублей, но старых, если не сказать, древних.
– Знаешь, - Зима отодвинула в сторону зубы. – Что-то сомневаюсь я, чтобы за мазь от спины платили этим…
Бекшеев кивнул.
Шкаф…
Он вытащил стопку белья, переложив на кровать. Зима молча принялась перебирать простыни, и из очередной связки вынула характерного вида зеленоватую книжицу. Накопительная. И судя по отметке на последней странице, накопить Антонине Павловне удалось весьма нескромную сумму.
– Интересно…
Пара мятых векселей.
И серая папочка на самом низу, под сизоватыми от возраста наволочками. В папке – долговые расписки.
Бекшеев быстро пересчитал.
Семь.
Не так и много. А вот содержание весьма любопытно. И многое объясняет. Зима тоже заглянула в папку.
– Стало быть, ростовщичеством занималась… если только им, - сказала она, к чему-то принюхиваясь. – Погоди… воняет, но…
Она оттеснила Бекшеева от папки, и тот вернулся к шкафу, чтобы добросовестно проверить содержимое. Впрочем, ничего-то больше, не считая стопочки купюр, аккуратно завернутых в газетку, не нашел.
Семьсот сорок пять рублей. И та же сумма выведена на газетке.
Это ж…
– Вы тут как? – в дом заглянул Тихоня и, увидав драгоценные россыпи на столе, добавил: - Ого… ничего так ведьмы живут.
– Согласна, - Зима почесала нос. – Самогоном воняет… дешевым… таким… небось, и гнала.
– Гнала, - согласился Тихоня. – И продавала. И в рост денег давала, под проценты. Еще торговала всякими снадобьями, но никогда в долг.
– А ты…
– С соседкой пообщался. Очень милая дама… только жалеет, что забор высокий больно. Видно плохо. А потому сказать точно, что ведьма творила, она не может. Но уверена, что творила. Может, младенцев чужих ела, может, порчу наводила, но наверняка…