Змеиная вода

Демина Карина

– Почему?

– Смотри, - он поморщился, поскольку прикасаться к мертвому тел было неприятно, но волосы пришлось раздвинуть. – Видишь? Рана на затылке, но при этом она… короткая? Узкая? Как бы это выразиться… узкая и глубокая. Ступенька же длинная. Если падать и удариться о нее, рана была бы куда шире. Добавь, что края здесь рваные. Так что, я, конечно, не некромант, но это скорее похоже на то, что её ударили. Сзади. Чем-то тяжелым… таким, что разорвало кожу, а еще оглушило. Но вот убило ли? Не скажу…

Бекшеев распрямился.

–

А еще интересно, откуда у нее столько золота?

Глава 21 Гарафена

Глава 21 Гарафена

«…а над Латырь-камнем змея лежит, кольцами свившись, и огромная столь, что больше и человека, и коня, и избы. Глаза змеи оной – яхонты, чешуя – черный камень крепости великой. Не возьмут его ни меч, ни копье, ни палица. Глядит змея на человека и вопросы задает премудрые. И кто ответит на вопросы те верно, то сам у оной змеи сможет спросить все-то, чего желает…» [1]

«Мифы и легенды о змеях, гадах и прочих тварях поднебесных»

Угрызения совести – штука муторная. Вроде бы уже все успокоилось, а они грызут-грызут… того и гляди сгрызут вусмерть.

И главное, что понимаю.

Все понимаю.

Но вот… не было тут реальной опасности. Госпиталь защиту имеет, а вот в подвал я только сунулась и сразу назад, потому как дыму было столько, что нос мигом заложило. Сейчас тоже стою, шмыгаю, надеясь, что не сильно. И вид стараюсь держать виноватый, хотя получается так себе. И головой вины за собой не чувствую, а все равно совестно. Иррационально.

Бекшеев же волновался. Хотя, зараза этакая, ни словом о волнении своем не скажет. Но я и без слов все понимаю распрекрасно. А потом угрызения совести затыкаю и склоняюсь над телом.

Женщина…

Некрасивая.

Злая. Она и при жизни-то добротой не отличалась, но как-то вот прятала эту злобность, как многие делают, а теперь маска сползла, а собственное лицо её оказалось уродливым. Тонкие губы, кривая какая-то усмешка. Набрякшие веки. Складки-брыли. Шея почти отсутствует.

И золото…

Хороший вопрос. Особенно, как понимаю, Бекшеева одна побрякушка заинтересовала, сердечко золотое с синим камушком. Тоже гадает, оно или нет?

– Янине покажем, - сказала я и нос потерла. – Должна опознать…

Кивок.

И Бекшеев распрямляется-таки. Смотрит на тело. На Тихоню, который держится рядышком.

– Распоряжусь, чтобы охрану выставили, - понимает тот. А мне думается, что жандармов очень обрадует перспектива сторожить труп.

Не сторожить…

Там, внизу, гореть особо нечему. Потому-то и не было огня, лишь этот темный удушливый дым, что выбрался на лестницу. Дым развеялся не сразу, да и пожарные залили, затоптали все, что не сгорело и не выдымило. И когда нам позволили спуститься, была уже глубокая ночь.

Странно, что свет работал.

Да

и в целом…

– Надо будет тело сюда перенести, - Бекшеев прикрывал рот и нос платком. И мне протянул, но я помотала головой. Нос заложило давно и прочно, платок не спасет, а через рот я дышу нормально. Этот дым… ну дым и только-то.

Переживу.

Так вот, электричество осталось.

И стазис на холодильниках сохранился. И сами они были закрыты, кроме одного, распахнутого настеж. Тело несчастной Инги вытащили и оставили на столе, где оно выделялось черным угольным пятном.

– Его что… - смотреть на это неприятно.

– Скорее всего облили чем-то и подожгли, - сказал Бекшеев, прижимая платок к лицу. – Правда, сжечь тело не так и просто…

Я отвернулась.

Та война… там тоже жгли тела и ладно бы в бою. В бою всякое случается, и огонь – не та стихия, которая кого-то да пощадит. Но почему-то в бою это… ладно, пусть не нормально, но приемлемо настолько, насколько вообще можно принять такое.

– Тебе плохо? – Бекшеев обернулся. Он чувствовал меня лучше, чем кто бы то ни было.

– Вспомнилось кое-что…

– Плохое?

– Не слишком хорошее. Лагерь… там зачищали… ненужных. Печи огромные были. Сперва они успевали прибирать за собой. Помнишь, Сапожник говорил про распоряжения. Приказы? Так вот… сперва успевали… и находили мы лагеря, иногда даже с живыми людьми. Но сходу сложно разобраться, что да как… там же прилично. Мертвые похоронены. Рвы закопаны. Бараки стоят. Люди… пленные… так война, у нас тоже пленные были. Да и не задерживались мы, дальше шли. Это уже потом командование начинало разбираться, что и как… и выползало… разное. Слухи доходили, но сам знаешь, сколько и каких их бывает. А потом уже, под самый конец, когда прорыв случился, тогда и… в общем времени у них не было. А мы увидели. И лагеря. И печи работающие… так что да. Сжечь человека не так-то просто.

Я стиснула зубы, заставив себя выдохнуть. И ненависть, не изжитая, горькая, улеглась.

Инга уже была мертва.

Её убили раньше, в лесу, притворившись, что эта смерть – несчастный случай. Вот только…

– Почему? – задаю вопрос, и взгляд мой скользит по моргу. Столы. И стулья. Шкафы, которые слегка закоптились, как и стены, и потолок… не критично, пара дней уборки, побелка и все будет, как прежде.

– Из-за меня, - Бекшеев тяжко оперся на трость. – Я сказал, что приедет некромант.

Взгляд мой задерживается на чем-то, что сперва кажется еще одним пятном сажи, пусть и странной формы.

– Проведет вскрытие…

– Кому говорил?

– Людмиле. И Захару…

– И они испугались? Кто-то из них? И решил, что некромант поднимет тело или душу… - я замолчала. Про некромантов чего только не говорят. Это мы знаем, сколь ограничены их способности, но… - Испугался… и решил прибрать за собой? Устроить пожар? Огонь…

Огонь тоже считают хорошим средством очистки.

– Людмила?