Змеиная вода
Шрифт:
– А где она?
– Так… позвали. В Копетнева. Там рожает одна…
Женщина подняла косынку, наехавшую на самые глаза.
– Но уже давно пошла, то вскорости должна вернуться. А вы кто?
– Полиция.
– Что, донесли, да? – женщина нахмурилась, разом теряя и былую веселость, и дружелюбность. – От же неймется людям! Им добро делаешь, а они все…
Она с раздражением смяла тряпку, которую и кинула в угол.
– Кто жалуется? – поинтересовался Бекшеев. – Простите, у вас воды не будет? А то жарко
И улыбнулся этак, чуть виновато, как он умеет. Отчего злость у женщины разом прошла.
– Ох ты ж, боже ж мой! – она всплеснула руками. – Вы же ж красный весь! Этак солнцем в голову напекло-то! В дом идите, в дом… я позвоню, чтоб тетке сказали… только не виновная она! Ни в чем не виновная… она все только по лицензии… вы в дом идете-то, в дом… Мышь, цыц!
Мелкая собачонка, выбравшись за калитку, разразилась лаем. Она крутилась под ногами, тычась носом и фыркая, повизгивая, поскуливая и гавкая. И кажется, плевать хотела и на меня, и на мою необычность.
– Вы не бойтесь, она брехливая, но кусать не станет… нет… а тетке я позвоню.
– И телефон есть?
– А то! Тетя Валя еще когда провела. Ко мне. Сказала, мол, сама-то она все одно не управится, что, мол, тяжко ей и трезвонить будет, а ежели чего, то мы поможем. Вот, в сени… и воды сейчас, только холодной вам не дам. От холодной воды, после жары-то и сердце защемить может. Никита! Никита!
Женщина подтолкнула Бекшеева к дверям.
В доме пахло хлебом и цветами. На окне в пузатой вазе стоял букет полевых цветов. Да и вовсе все-то здесь было каким-то чистым и нарядным. Пол дощатый и доски, пусть не крашены, но выскоблены добела. Дорожки плетеные легли крест-накрест.
Стол.
Печь.
Огромный буфет с витриной, в которой поблескивала разноцветная праздничная посуда. Низкая лавка и ворох подушечек, для мягкости сидения.
– Вот, - женщина указала Бекшееву на отдельный стул. – Садитесь. И обувку сымайте. Я сейчас воды принесу… ноги надо в воду, только не ледяную, а прохладную. А пить – отвар сейчас налью, с травками… не подумайте, они безопасные… Никита! Сейчас я позвоню, и теть Валя вернется, если там все. Но поехала давно, стало быть, все… может, за стол позвали. Вот давайте.
Бекшеева усадили на лавку.
Женщина попыталась даже сама стянуть ботинок, но этого нежная душа князя уже вынести не могла.
– Не стоит… я просто попью и…
– Вот что вы как маленький! Погодите… Никита, принеси тазик!
Из комнаты выглянул парень.
– Какой? – уточнил он, появлению гостей нисколько не удивившись. Только сказал. – А бабы Вали нету…
– Вот и съездишь. Давай тот, новый, эмалированный… что с цветочками. И воды-то… сейчас. А вы разувайтесь, разувайтесь, а то скоро того и гляди совсем поляжете… это ж не шутки. Куда ваша жена только глядит…
Женщина поглядела на меня с упреком и исчезла где-то в глубинах
– Знаешь, Бекшеев, - сказала я с некоторым сомнением. – Ты и вправду выглядишь не так, чтобы… голова болит?
– Нет.
– Это пока. Разувайся, что сидишь?
– Да как-то…
– Разувайся. Старый способ. Если вода не ледяная, то и вправду помогает охладиться. Да и говорить будет проще… считай, что это ты в доверие втираешься.
И потому, что Бекшеев не стал спорить, а молча стащил ботинок, я поняла, что ему совсем плохо.
Вот же…
И молчал же ж. И молчал бы до последнего… и сама хороша, понимала, что в машине жарко, а воды не захватили. Да и вовсе стоило в самый полдень переться. Он-то ладно, князь наш привык, что в столичных машинах артефакты стоят, чтоб и от жары, и от холода. Но мне бы подумать.
– Ты как? – спросила тихо-тихо.
– Отойду. Все… нормально.
А врать он так и не научился. И понимает, что я понимаю. И хмурится. И злится, потому что плохо только ему, мне же нормально. И аргументы, что мне в целом, что в жаре, что в холоде нормально и это само по себе не очень нормально, здесь не помогут.
– Вот, - парень притащил тазик и воды налил из висевшего на цепи ведра. – Вы ноги только не сразу целиком. Сперва пальцами, потом чутка поглубже. И штаны закатайте. Издали ехали?
– Издали, - признался Бекшеев и не солгал же. Петербург, если так-то, то довольно далеко находится.
– Вот… к бабе Вале откуда только не едут… у нас её добре знают, многим людям помогла. А что говорят всякое, то не верьте. Никакая она не ведьма…
– Сунь давай, - велела я, и Бекшеев осторожно потрогал воду пальцами. Потом прислушался к себе и опустил обе ноги в таз.
– Целительница? – спросил он. И парень кивнул.
– Ага… с дипломом даже… царским. Она когда-то в Петербурге училась… давно уже… так что знает, чего делает.
Ведьма-целительница…
Хотя… чего тут только не встречается.
– Все, - появилась женщина с огромной кружкой, которую она держала обеими руками. – Дозвонилась. Там управились уже. Так что Никитка возьми машину и давай, к тетке…
– У вас и машина есть?
Бекшеев принюхался к содержимому кружки и мне протянул. Пахло травами. Ромашку вот чувствую, мяту еще, а эти две сами по себе всякие запахи глушат намертво.
– А то как же… теть Валь и купила, чтоб доехать, если куда надобно. Но сама она водить не умеет, потому то я, то Никитка вот… то Лёшек, это мой муж, но он сейчас косит. Вот вроде осень уже, а погода стоит. И трава хорошая. И тетка Валя сказала, что ближайшую седмицу дождей ждать не след, значится, успеем и покосить, и прибрать. Чай, сено зимой лишним не будет, раз уж погода позволяет-то… да вы пейте, пейте, не думайте. Травить не собираюсь.
Специально – точно нет, а вот чтоб нечаянно не вышло.