Змеиное гнездо
Шрифт:
Я познакомила всех. Интерес Ниниана к мистеру Лестранжу бросился мне в глаза. Он все время хотел узнать о Роже как можно больше.
Я заметила также, что Роже с восхищением разглядывает Зиллу, а та старается выглядеть обольстительной, как всегда в обществе привлекательных мужчин.
– Мы намерены проводить наше дорогое дитя в ее дальнее странствие, – сказала Зилла. – Мне будет так грустно.
– Вы правы, расставание – печальная вещь, – проговорил он успокаивающим тоном.
– Насколько я понимаю, вы из Южной Африки? – спросил Ниниан.
– Да,
– Я знаю название этого корабля.
– Вы рады вернуться домой? – спросила Зилла. Роже с лукавинкой посмотрел на нее.
– Многое искушает меня остаться, но, увы…
– Вы отплываете послезавтра, ведь верно? Поэтому здравствуйте и прощайте. Как грустно.
– Я согласен с вами… целиком и полностью. Да… – Он пожал плечами. – Увидимся с вами на борту, мисс Грей.
– Вот он, значит, каков, этот Роже Лестранж, – сказал Ниниан, когда тот уехал.
– Он показался мне чрезвычайно интересным мужчиной, – прибавила Зилла.
Мы вернулись в дом викария, а назавтра выехали в Лондон, оттуда в Тилбери, где нас ждала «Королева Юга».
Я не успела взойти на палубу, как меня охватило чувство невосполнимой утраты. Сердце сжалось от грусти. Я не сомневалась тогда, что никакие новые впечатления не избавят от нее. Но самое главное, я навсегда прощалась с Нинианом. Я сделала этот шаг – и назад пути больше не существовало.
Ниниан и Зилла провожали нас до самого корабля. Затем, повторяла Зилла, чтобы провести со мною все оставшееся до отплытия время. Она непрестанно выражала сожаление по поводу моего отъезда, но я не могла отделаться от мысли, что она чувствует облегчение. Возможно, она считала отъезд лучшим для меня выходом и думала, что, пока я нахожусь в Англии, мне никуда не деться от постоянной угрозы раскрытия моего инкогнито. Так жить было невозможно, и я приносила жертву, чтобы исправить нетерпимое положение.
Я то и дело возвращалась к мысли, что сумею примириться с утратой всего дорогого мне и принять свой отъезд в неизвестность как должное.
Я провела немного времени наедине с Нинианом. Думаю, что обязана этим Лилиас, которая ненадолго отвлекла Зиллу. Мое настроение было приподнятым, ибо я чувствовала, что Ниниан хочет побыть со мной без свидетелей.
Он затеял серьезный разговор о моем будущем.
– Не считайте свой шаг окончательным, – увещевал он меня. – Вы вернетесь. Но я думаю, что отъезд на некоторый срок – самое разумное. Я хочу, чтобы вы пообещали мне кое-что.
– Что же это?
– Обещайте, что будете писать мне и рассказывать обо всем, даже о пустяках. Я хочу знать обо всем.
– Но зачем…?
– Прошу вас. Это может быть очень важно.
– Вы все еще видите во мне «дело»?
– Очень особенное. Прошу вас. Умоляю дайте мне обещание. Я знаю, вы сдержите его.
– Я буду вам писать, – пообещала я.
– Я хочу знать о школе… и Лестранжах… и о том, как все у вас там сложится.
Я кивнула.
– А вы будете сообщать мне о том, что делается дома?
– Обязательно.
– Вы очень серьезны.
– То, о чем я говорю, чрезвычайно для меня важно. Есть еще одно обстоятельство. Если вы решите вернуться домой, дайте мне знать. Я все устрою.
– Вы…?
– Я добьюсь, чтобы вы получили разрешение на приезд в Англию в кратчайшие сроки. Прошу вас помните об этом.
– Мне очень приятно, что вы так заботитесь обо мне.
– Конечно, я не могу не заботиться о вас… Девина. Я посмотрела на него в тревоге.
– Я не могу свыкнуться с тем, другим, именем, – сказал он. – В мыслях моих вы всегда для меня Девина.
– Но сейчас его никто не должен слышать.
– Настанет день – и вы вернетесь.
– Кто знает.
– Вернетесь, – настаивал он, – должны вернуться. Многие дни потом я вспоминала этот разговор, и эти воспоминания утешали меня.
Когда корабль отходил от причала, мы стояли по палубе. Взревели гудки, пристань была запружена друзьями тех, кто отплывал в далекую страну. Трогательная картина. Одни плакали, другие смеялись, пока судно медленно отходило от причала в открытое море.
Лилиас и я махали до тех пор, пока Ниниан и Зилла не скрылись из наших глаз.
Никогда не забыть мне первых дней на борту «Королевы Юга». Я представить себе не могла таких неудобств. Во-первых, нас в каюте оказалось четверо. Сама каюта чуть превышала размерами большой шкаф, в ней находились четыре койки – две наверху, две внизу. Один крохотный шкафчик предназначался для всех четверых, иллюминатор отсутствовал. По соседству располагались точно такие же каюты, поэтому шум доносился со всех сторон и никогда не смолкал полностью. Мы жили в кормовой части судна, и она была отгорожена от остальных помещений судна.
Питались мы за длинными общими столами. Еда была вполне приличной, но условия настолько не способствовали аппетиту, что и у меня, и у Лилиас он почти пропал.
Наша часть корабля была переполнена пассажирами. С трудом удавалось даже умыться. В общих помещениях невозможно было укрыться от чужих глаз.
– Ты сможешь вытерпеть это до Кейптауна? – спросила я Лилиас.
– Мы должны вынести все, – ответила она.
Когда испортилась погода, а это произошло очень скоро, начались дополнительные испытания.
Две женщины, с которыми мы делили каюту, без движения лежали на своих койках. Лилиас тоже чувствовала себя неважно. Она никак не могла решить, что лучше – гулять по палубе или лежать в постели.
Она выбрала последнее, и я вышла на палубу одна. Добралась до разделительной перегородки и села. Я смотрела на грозные серые волны и недоумевала – зачем я здесь. Будущее казалось мрачным. Что я найду в стране, куда мы плывем? Я оказалась трусихой. Наверно, мне следовало остаться дома и смириться с тем, что меня ждало. Ведь говорят же: если человек невиновен, ему нечего страшиться. Мне бы следовало высоко держать голову, мужественно принять неизбежное, а не прятаться за вымышленным именем.