Змеиное гнездо
Шрифт:
Все расселись. Президент занял кресло с тускло-зеленой обивкой и золотой отделкой, Ларкспур и Ландесман – набивную кушетку, на которой виноградные лозы обвивали что-то вроде золотых колонок, а Дрискилл – кресло, более или менее похожее на президентское. На новом коврике бежевого с темно-зеленым цветов была выткана президентская печать. Эйб Линкольн, Гарри Трумэн и ФДР 5 взирали на них с пьедесталов. Над камином висела большая картина крупного сражения Второй Мировой войны – сражения в Коралловом море.
5
Франклин
Президент откопал ее на складе и велел повесить сюда. Отец президента, Томас Боннер, младшим лейтенантом участвовал в том бою, и картина, с маленькой овальной табличкой, упоминавшей сей факт, была данью его памяти.
– Давай, Бен, рассказывай.
Дрискилл впервые пересказал все события, начиная с предыдущего дня, когда он не смог встретиться с Саммерхэйзом – о звонке Ларкспура, озабоченного здоровьем старика, о том, как нашел тело Дрю, о звонке из автомата в Белый дом и беседе с президентом и Ларкспуром, о том, как нашел макет злобной статейки Балларда Найлса и как выбрался с острова ранним утром.
Ландесман открыл глаза только в конце рассказа. Его сложенные ладошки все так же обхватывали живот, слегка поднимавшийся и опадавший при дыхании.
– Так что, Бен, его убили или он покончил с собой? – Ничем, кроме этой фразы, он не проявил интереса к судьбе Дрю, которого знал с первых шагов на профессиональном поприще.
Оливер Ландесман доводил свою невозмутимость почти до абсурда, словно опасаясь, что проявление чувств ослабит его способность к суждениям.
– Это выглядело как самоубийство. Но… мне не верится.
– И ты ничего там не трогал?
– В оранжерее – ничего. Все, чего касался в доме, я протер.
– Мне непонятен ход твоих мыслей. Выглядит как самоубийство. Ты обнаружил статью Найлса с фотографиями, которые могли сильно обеспокоить Дрю – подлое нападение. Дрю был очень стар, по словам Ларкспура, его поведение – как бы там ни было – внушало беспокойство. Прочитав статью, Дрю испугался за свою репутацию, ушел в оранжерею, чтобы не испачкать дом, и там застрелился. – Ландесман выдержал эффектную паузу, словно перед заключением речи в суде. – Выглядит как самоубийство. Пахнет как самоубийство. И походкой напоминает самоубийство. Ума не приложу, что навело тебя на мысль, будто это может оказаться… убийством.
– Вообще-то я думал, что нам трудно будет доказать несчастный случай, Олли.
Ландесман будто не слышал его.
– Мне кажется, ты ищешь проблем там, где проблемы есть, но не те, которые ты предполагаешь. С какой стати убийство?
– С той, что всего за несколько часов до того Дрю был в полном порядке. Обдумывал что-то, о чем хотел со мной поговорить, что-то, связанное с «нашим другом из Белого дома», как он выразился, что-то, представлявшееся ему очень важным. Мы собирались встретиться сегодня за завтраком. У него и в мыслях не было убивать себя. Так мне видится.
– Однако позволь заметить, – возразил Ландесман, прикрывая глаза, – что, когда ты с ним говорил, он не читал еще колонки
– Тут мы не сойдемся, Олли. Он не позволил бы прикончить себя такому дерьмецу, как Найлс.
Ландесман улыбнулся.
– Теперь переходим к твоему исчезновению с места событий. Должен сказать, Бенджамин, меня это не так уж радует.
– О, мой бог, какой удар, Олли! – Уголком глаза Дрискилл видел, как хмурится президент, укоризненно качая головой. – Слушай, так было лучше всего. Никто не мог знать, что я там побывал…
– Пожалуйста, не абсолютизируй. Никогда не абсолютизируй.
– Но это абсолютно точно, Олли.
– Нет, это всего лишь весьма вероятно. Но если выйдет на свет… – Он пожал плечами. – Запасись рыбачьими сапогами, мой мальчик, потому что ты выше колена увязнешь в очень вонючем болоте.
– Вместе с Чарли. И с Ларки. Я самую малость устал от придирок, понимаешь? Они велели мне никому не говорить и согласились, что лучше убраться с проклятого островка.
– Предположим, – пробормотал Ландесман, – доказать это будет очень трудно. В любом случае, они не юристы… но ты-то юрист! Ради Бога, неужели в твою душу не закрались сомнения?
– Оливер, – вспыхнул Дрискилл, – да открой, черт тебя побери, глаза! – Глаза распахнулись. – Я знаю, чего требует закон в такой ситуации. И знаю, что человек, тесно связанный с президентом, только что умер насильственной смертью. Я нашел его тело и я тоже связан с президентом. Я поступил так, как мне казалось лучше всего. И я должен был позаботиться об интересах президента. Я предпочел прикрыть президента, которому и без того туго приходится в этой зверской предвыборной гонке. Теперь уже нет смысла…
– Нет, друг мой, – моргнув, перебил Ландесман, – смысл есть. Ты сейчас заявляешь нам, что сделал что-то, чего делать не следовало, исключительно по политическим мотивам, ради партийных интересов! Мне даже думать не хочется, как посмотрит на такой поступок хэзлиттовское крыло нашей партии или республиканцы. И ты еще сообщил президенту. Под присягой, если по этому самоубийству заведут расследование, если в нем в самом деле есть что-то подозрительное, мы все будем вынуждены говорить правду. Тебе следовало это предусмотреть. Теперь перед нами проблема.
– Сколько Джорджей Вашингтонов в одной комнате! Все это – дерьмо! – Дрискилл понимал, что рискует перехлестнуть через край. В словах Ландесмана, как ни крути, присутствовал здравый смысл. Оттого-то Бен так и злился. – Я не оставил там следов, а если ты уверен, что это самоубийство, явное самоубийство и ни в коем случае не убийство, так в чем проблема? Ты начинаешь меня бесить, Олли.
– Да ну? У меня этого и в мыслях не было, Бенджамин. – Ландесман, хмыкнув, прикрыл глаза и сложил ладошки поверх ключа с цепочкой – значка «Фи Бета Каппа». – Мне сразу показалось, что у тебя повышен тестостерон – побереги себя, как бы не случился разрыв артерии. Я просто устанавливаю факты. Меня вряд ли касается, бесят они тебя или нет, Бенджамин. Твой поступок с хорошими основаниями можно квалифицировать как сокрытие. Коротко и ясно. На этом я закончу.