Змеиное проклятье
Шрифт:
Он и Лапников поднялись из-за стола. Щербинский остался сидеть.
– Вы с нами или нет? – Спросил Лапников наклоняясь к столу.
Щербинский еще подумал, потом проворчал:
– Не выйдет у вас ничего, порешат еще…
– Авось не порешат, пошли.
Селянин тоже поднялся:
– Пошли так пошли.
Вместе вышли в солнечный день. Сергей сразу подозрительно покосился в сторону, но, к собственному облегчению, трупа расстрелянного змеечеловека не увидел. На часах было около двух. С ружьями в руках троица двинулась к синему дому. Серега был
Уехать на машине они не смогли. В то время, пока они совещались в баре, кто-то основательно погрыз, целые еще утром шины. Их резиновые лохмотья обильно усеивали пространство вокруг машины. На солнечном свете весело блестели оголившиеся литые диски.
Увидев это, Сергей разразился яростной бранью, пару раз влепил со всей дури по бывшему колесу, и гневно швырнул ружье на землю, не подумав совсем. Что оно может от такого обращения запросто выпалить.
– Дааа, – созерцая разгром промолвил Лапников, – не углядели за техникой, никуда мы теперь не уедем. А других машин в деревне нет?
– Вот уже с неделю как нет, – сказал Щербинский, – большинство кстати в Волге
– Все здесь в Волге, все что было в реке утопло!!! – выкрикнул Сергей гневно, он еще помнил, как всего пол месяца назад менял старые шины на новые, широкопрофильные, хотел бы я знать, как эта нечисть умудряется шастать днем, когда боится света?!
– Шастает не нечисть, а их ближайшие слуги, пораженные змеиной болезнью, типа тех волков с тремя глазами, они подчиняются приказам из темноты, но могут действовать и на свету.
– Неизвестно тогда кто опасней.
– Опасней всех голем, не зря он тут шастает.
– Короче. – Сказал Щербинский. – Уж если мы не можем уехать, так попытаемся пройти так, пойдемте.
Серега с тоской взглянул на свой искалеченный зеленый Форд, похожий теперь на раздавленного жука бронзовку, лежащий брюхом на влажной земле. Вздохнул, часы у него на руке, неотвратимо отмеряли секунды, с каждым щелчком приближаясь к ночи. Синее радостное небо, неожиданно стало давить. Словно находились они под навесом из яркой ткани, скрывающий собой темный хаос. Сдерни ткань и увидишь мрак во все своей красе.
Осмотревшись, они двинулись в обратный путь, выйдя в скорости на ту самую дорогу, по которой Сергей недавно въехал в Черепихово, эту много квартальную змеиную яму.
Когда проходили мимо площади из тени выскочила кучка волков и Сергей с радостью приложил приклад "Дракона" к плечу и начал стрелять. Тяжелый дробовик больно был в плечо, чуть не выворачивал руку, выстрелы оглушали, а он так не разу и не попал. Когда последний волк нырял в полуразрушенный сарай одного из домов, Щербинский выстрелил одни раз и уложил зверя на месте. Тот погиб сразу, не успев не издать не звука.
Никто не прокомментировал меткость селянина, они просто двинулись дальше.
Пошли мимо площади, миновали разрушенный Дом Культуры. Вид, словно на герб пиши. Разваленный дворец, а над ним перевернутый дуб. В руинах зияет черная дыра, ведущая в подвал, а дальше видны развалины бревенчатого большого дома, в котором до сих пор похоронена целая семья. Страшно и глупо, столько народу, так и не успело выбраться.
По улице прошелестел легкий ветерок, и принес с собой сладковатый сильно неприятный запах. Запах был обилен, так, что пришлось даже зажимать носы, а Лапников расчихался.
– Кошка сдохла. – Произнес он прочихавшись.
Щербинский с усмешкой покачал головой:
– Не кошка…
И верно, не кошка. Корова, корова и пара десятков змей развешенных на фонарных столбах, висели они давно и уже успели порядочно разложиться на свежем воздухе. Выглядело безумно, уходящая вдаль улица, обрамленная длинными змеиными телами, а в самом ее конце, похоже на чрезмерно раздутый дирижабль тело коровы. Видимо оно достигло уже такой консистенции, что волки ее брезговали.
– А гиен у нас к счастью не водиться. – Сказал себе под нос Сергей.
– Что? – Услышал Щербинский.
– Гиен у нас, говорю, не водится!
– У нас есть змеи. – Поучительно сказал зоотехник.
– И что же, – промолвил Лапников с изумлением – получается, что все эти висящие когда то были людьми?
– Получается. – Сказал зоотехник, некоторых даже до сих пор можно узнать. Этим еще повезло, а вот те, кто в лесу, должно быть мучаются.
– Разве в лесу так ужасно?
– Просто страшно, вечная сырость, темень, а у тебя не рук и ног, ты можешь лишь скользить…
– Думаешь, что в лесу хуже, чем на том свете? – Спросил Сергей мерно шагая рядом, только что он с немалым трудом перезарядил дробовик, не сразу разобравшись в механизме. – Человек ведь привыкает ко всему.
– Так то человек, – произнес Щербинский, – а это змея. Их когда бьешь, так с такой мукой смотрят, что сердце разрывается, Иногда кажется, специально из леса и приполз, что без людей не может. А ты его вилами, или дробью.
Сереге захотелось спросить, сколько же змей (в смысле людей) перебил за последнее время Щербинский, но промолчал. Жить захочешь, змей не пожалеешь. Какая насмешка судьбы! Ему приходиться сталкиваться, причем тесно, именно с тем существом, которое из всех зверей он ненавидит больше всего! Змеи, скользкие, чешуйчатые, они не умеют моргать, они ползают, потому, что у них нет рук и ног, они слишком малы, чтобы победить силой, и поэтому применяют подлый яд. И превращаются в это адское создание, нормальные живые люди. Интересно, какого это, чувствовать себя холоднокровным?
Говорят, что змея, это символ мудрости. Чего-чего, а количество феноменально мудрых змей множится день ото дня. А ночь приближается.
Заметив его кислый вид, Щербинский приблизился и теперь они шагая рядом. Лапников с собакой топала впереди, и выглядел сильно нелепо с длинным ружьем в костлявых руках.
– Ночь переждем у меня. – Сказал зоотехник.
– Почему? – Спросил Сергей. – Я может и сам…
– Мы всегда сторожим тройками, ты это знаешь. Мы с моим братом сторожили вдвоем, но с ним случилась неприятность, и теперь нужны часовые.