Змеиный гаджет
Шрифт:
Мое удивление можно понять. Еще в понедельник на первом этаже стояла самая обычная мебель: письменный стол, шкафы, несколько кресел, диван. Слева была зона переговоров – длинный стол, вокруг него стулья. Справа размещалась крохотная кухня: мойка, пара шкафчиков, холодильник, двухконфорочная плита. На окнах висели рулонки. И сейчас мебель осталась прежней. Но вот остальное!
На столах появились скатерти из белого синтетического кружева с вышивкой в виде цветов. На окнах висели занавески, которые лет эдак тридцать назад украшали квартиры многих советских граждан: тюль, уложенный складками, и тяжелые портьеры из зеленой парчи с узором «золотые огурцы». Кресла и диван были прикрыты восхитительными пледиками разных цветов с изображением кошечек, на них лежали подушки с вышитыми собачками. Простые белые чашки на кухне сменили кружки с наклейками: сердечки, ангелочки, единороги, принцессы. Добил меня торшер, которого ранее здесь не было. Ногой ему служила обнаженная женская фигура, ее от подмышек до коленей стыдливо замотали полотенцем, а шляпой был абажур бордового цвета с черными кистями.
– Отвал башки, – оценил интерьер Кузя, – рыдаю и корчусь в восторге.
– Ну, Васильева, ну ты и постаралась, – протянул Сеня, – прямо вау! И еще три раза гав-гав!
– Хорошо же вы обо мне думаете, если считаете, что я способна соорудить интерьер образца тысяча девятьсот шестьдесят первого года, – рассердилась я.
– Если не ты, то кто? – задал вопрос дня Кузя.
– В Ложкине живут три женщины, – протянул Собачкин, – Маша, няня Нина, она же домработница, и Даша.
– Маруська скорей из окна выбросится, чем такое устроит, – засмеялся Кузя, – Нина в наш офис не заходит. Кто остается?
– Я не заглядывала сюда неделю, – повторила я. – По-вашему, взрослая женщина могла купить в магазине наклейки – радость девочек лет семи – и украсить ими кружки?
– Легко! – воскликнул Сеня. – Это вполне в твоем духе.
– Ни на секунду, – возмутилась я, – никогда. Это все устроил полковник! Кстати! Он приобрел себе в понедельник плюшевый спортивный костюм!
– Врешь! – по-детски отреагировал Сеня.
– Голубого цвета, – продолжала я, – куртка с капюшоном, к нему пришиты уши из ткани. На груди надпись по-английски. Угадайте, какая?
Сеня и Кузя молчали.
– «Посмотри на маленького голубого медвежонка», мне Маруся ее перевела, – сообщила я и села в кресло. – Человек, который вырядился таким образом, мог купить этот безумный торшер.
Раздался звонок в дверь, Сеня вышел из комнаты.
Кузя почесал в затылке.
– Представляю, что о нас клиент подумает. Повсюду рюшечки, кружавчики, собачки, кошечки, полуголая баба с абажуром, занавески – мечта дикаря. Ты бы наняла детективов, которые столь креативно офис украсили?
– Нет, – ответила я, – но не в интерьере дело, я сама могу найти кого угодно.
– Добрый вечер, – произнес Андрей, входя в кабинет.
– Здравствуйте, – сказали мы с Кузей хором.
Я решила играть роль хозяйки.
– Садитесь, пожалуйста, расскажите, что привело вас к нам.
– Монета где? – отрывисто спросил гость.
– В сейфе, – соврала я, – если вы опять решили просить ключи, то зря потратили время на дорогу. Они не ваши. И монета тоже.
Андрей сел на диван.
– Вот тут ошибка. Ладно. Не хочется рассказывать, да придется. В юности у меня случилась любовь с одноклассницей. Отношения завязались не детские. Я тогда уже был парнем с опытом. Ранее в школу пришла совсем молодая библиотекарша Лена, ей только восемнадцать исполнилось. Она в институт не поступила, пришлось детям книжки выдавать. Школьники ее училкой считали, а я живо сообразил: девчонка меня всего на пару лет старше, и подкатил к ней. Ну и у нас все здорово получилось. Лена библиотеку после уроков закрывала, в ней за стеллажами софа стояла. Наш роман носил исключительно диванный характер, вне стен школы мы не встречались. Лене могло нагореть за то, что она с учеником спит, да и мне бы досталось. Поэтому мы тихо развлекались за полками с томами Пушкина, Лермонтова и прочих классиков. Через год праздник закончился, Лена таки поступила в вуз и ушла из библиотеки. Вместо нее на работу взяли старую грымзу. Я приуныл, но потом обратил внимание на Варю Горелову.
Глава 8
Андрей посмотрел в окно и продолжил:
– Школа наша находилась в Гришине. С одной стороны села – богатые поселки, с другой – деревни с нищетой голимой. В классе было не много учеников, девчонки в золоте-бриллиантах, парни с «котлами» ценой с машину. Учиться никто не хотел. Старшеклассники по ночам ездили по клубам, приходили сонные к третьему уроку. В ночные заведения пускали только совершеннолетних, но бумажка в сто баксов открывала любую дверь. Вместо того чтобы лоботрясов на второй год оставлять, директор просто звонила их мамашам, а те решали проблемы с помощью бабла. Учителя получали свой кусок пирога, двойки превращались в четверки. В нашем классе было несколько придурков, среди них я и Варя. Наша команда была хуже всех одета, шмотки не фирменные, у меня дешевые часы. Другие парни постоянно меняли «будильники», сегодня они механизмами с турбийонами хвастаются, завтра с простой электроникой пришли. В школе ценился эпатаж. Когда местная королева красоты явилась на новогодний праздник в ситцевом платье с белым воротничком ценой, как батон хлеба из элитной пекарни, туфлях из клеенки, а в уши вдела пластмассовые колечки, ее мигом объявили самой модной. Но народ знал – у Насти Ломакиной шуб больше, чем зубов во рту, а к первому уроку ее на «Майбахе» шофер в ливрее возит. Мы же с Варькой и еще несколько других ребят были «самыми модными» каждый день. Меня никто за дешевые тряпки не гнобил, ребята были в курсе, что у меня мать богатая. Ломакина Москвину (тогда у меня такая фамилия была) пирожки в буфете покупала и на всю столовую орала:
– Позовите сюда голодную собачку, у нее никогда копейки нет!
А я шел к Настьке и вопил в ответ:
– Нищий пудель жрать хочет! Спасибо тебе, богатая Буратина, спасла убогого от смерти в корчах.
И все ржали. Когда сам над собой смеешься, другие тебя не унижают, считают приколистом. Одноклассники понимали, что я из богатой семьи, ровня им, но у меня мать со сдвинутой крышей. Она сыночка обожает, но избаловать его боится, вырастить бездельником, вот и держит парня в черном теле. Поэтому Андрюха в школу на велике ездит, только зимой его на машине возят, да и то не всегда, частенько в маршрутке трястись приходится. Кое-что из этого было правдой. Инга Львовна, моя мать, на мешках денег сидела. А кое-что ложь. Мамахен меня ненавидела. Причина?
Андрей усмехнулся.
– Понятия не имею. Просто я матери не нравился. Хотя не самый плохой сын ей достался. Да и бабы плохих детей больше, чем примерных, любят. Родной отец на меня внимания не обращал. Один раз он вдруг зашел в мою комнату и спросил:
– Мальчик, ты умеешь ленту в пишущую машинку вставлять?
Я впервые про это услышал, но соврал:
– Конечно.
– Тогда поменяй мне катушку, – попросил старик.
Я пошел с ним в кабинет, живо понял, что и как делать. Папаня невероятно обрадовался, когда увидел, что его доисторический агрегат заработал, открыл коробку, она на столе стояла, достал из нее монетку и протянул мне.
– Держи, мальчик, купи себе мороженое, но не на всю сумму, а то горло заболит.
Я его поблагодарил. Отец рукой махнул.
– Ступай, мальчик, не мешай работать.
За дверью я рассмотрел монетку – рубль. Старый. Сейчас ходят другие деньги. Стало ясно: папаня окончательно свихнулся. Владимир Андреевич совсем ку-ку, живет в своем мире. Он не помнит имени сына, иначе бы не звал меня мальчиком. Мать я тоже редко видел, в основном общался с прислугой. Когда Лиза родилась, я подумал, что ее няньке сдадут и забудут о ней, как и обо мне. Но мать будто подменили, она повсюду с девчонкой ездила, одевала ее в самых дорогих магазинах, наняла повара, чтобы тот малышке отдельно готовил. Гувернантка, учителя английского, музыки, танцев, пения. Елизаветой постоянно занимались, называли ее: «Наша принцесса». Она в это верила и вела себя соответственно. Капризная, манерная, топала ногой: «Хочу!» – и девчонке с поклонами желаемое несли. После смерти отца мать быстро за Костю вышла. Тот работал в семье шофером. Думаю, он давно был ее любовником. Мать порой со службы ночью домой возвращалась. Владимир Андреевич уже давно почивал, спальни у них были разные. Ну какой секс со стариком? Если раз в пять лет он соберется жену ублажить, ей надо лежать тихо, не ровен час дедка инфаркт-инсульт долбанет. Костя же нормальный мужик, здоровенный медведь. В спальне они просто оргии устраивали. Мать орала на весь дом от удовольствия, прислуга хихикала. Вот так мы жили, когда я с Варей подружился. Горелова меня пригласила в гости.