Змеиный маг
Шрифт:
Он начал с руны имени, первого знака, который ставится напротив сердца извивающегося и орущего ребенка почти сразу после того, как он выходит из материнского лона. Обряд совершает мать ребенка или любая другая женщина племени. Имя выбирает отец, если он жив и находится в племени note 16 . В противном случае это делает глава племени.
Руна имени не дает ребенку серьезной магической защиты. Большая часть этой защиты впитывается, как говорится, с материнским молоком, от матери или кормилицы. И все-таки руна имени самая важная, ведь именно с нее начинается рунный круг и к ней присоединяются остальные знаки.
Note16
Дети очень ценятся в Лабиринте, и их берут на воспитание племена Оседлых. Бегущие, подобные Эпло, часто заводят детей, но из-за своего образа жизни не могут оставаться в племени и растить их. Если женщина-Бегущая поймет, что ждет ребенка, она может прийти в племя и оставаться там до родов, а потом отдать ребенка в какую-нибудь семью. Иногда Бегущие прерывают свое бегство и присоединяются к племени, пока ребенок не подрастет настолько, чтобы идти с ними, как это сделали родители Эпло. Но подобные примеры очень редки. То, что Эпло сохранил воспоминания о своих настоящих родителях, — исключительный для патрина случай
Эпло провел пальцами по руне имени, вспоминая ее очертания. Память вернула его в детство, в одно из редких мгновений мира и покоя, к мальчику, которому объясняли его имя и учили чертить руны..
— … Эпло — единственный, одинокий. Это твое имя и твоя судьба, — произнес отец. Его загрубевшие пальцы прикасались к груди мальчика. — Мы с твоей матерью уже исчерпали все наши возможности. Теперь каждые новые Врата мы проходим вопреки судьбе. Но придет час, когда Лабиринт поглотит нас, и мы исчезнем, так исчезают все, кроме самых сильных и удачливых. А удачливые и сильные всегда одиноки. Повтори свое имя.
Эпло торжественным движением начертил на своей худой груди руну имени.
Отец кивнул.
— А теперь руны защиты и исцеления Эпло принялся трудиться над ними, начав с прикосновения к руне имени. Затем он распространил защиту на всю грудь, живот, пах и спину. Мальчик повторил руны наизусть, как повторял уже множество раз за свою недолгую жизнь. Он делал это так часто, что сейчас позволил себе думать о другом — как бы успеть обойти кроличьи ловушки, которые он сегодня поставил, и как обрадуется мама, если он принесет к обеду кролика
— Нет! Не правильно! Все сначала!
Резкий удар розгой, который отец нанес по незащищенной, не покрытой рунами ладони, вернул Эпло к действительности. От боли на глазах выступили слезы, но он быстро смахнул их. Способность терпеть боль была такой же составной частью обучения, как и заучивание рун.
— Ты сегодня слишком беспечен, Эпло, — сказал отец, похлопывая по земле розгой — тонкой, гибкой, очень колючей веткой растения, которое называлось ползучей розой. — Это было бы позволительно в дни нашей свободы, до того, как враги бросили нас в ту проклятую тюрьму… Кто наши враги, сын?
— Сартаны, — ответил Эпло, стараясь не обращать внимания на жгучую боль от шипов, впившихся в тело.
— Говорят, что в дни нашей свободы дети вроде тебя ходили в школу, а руны были всего лишь упражнениями для тренировки ума. Но теперь это вопрос жизни и смерти. Когда мы с твоей матерью умрем, Эпло, эти знаки будут залогом твоей силы, силы, необходимей для того, чтобы вырваться из Лабиринта и отомстить врагам за нашу смерть, Назови руны силы и могущества.
Рука Эпло потянулась к знакам, обвивающим его руки и ноги. Их он знал куда лучше, чем руны защиты и исцеления. Те «детские» руны вытатуировали ему, еще, когда отнимали от груди. А эти, «взрослые», ему позволили нанести самому. Это был торжественный момент, первый обряд вступления в жизнь, которая наверняка будет тяжелой, жестокой и недолгой.
Эпло выполнил задание без единой ошибки и заслужил одобрительный кивок отца.
— А теперь вылечи свои раны, — отец указал на располосованные ладони мальчика.
Эпло зубами повытягивал шипы, сплюнул и сомкнул руки, образуя круг исцеления, как его учили. Постепенно кровоточащие царапины исчезли с ладоней. Мальчик показал ладони отцу. Отец проворчал что-то, поднялся и ушел.
Через два дня он и мать Эпло погибнут. Эпло останется один, Удачливые и сильные чаще всего одиноки..
Сознание Эпло туманилось от боли и слабости. Сперва он чертил знаки по приказу отца, потом его отец стал окровавленным бездыханным телом, а потом его отцом стал владыка Нексуса, тоже не жалевший для него розог.
Эпло скрипнул зубами, сдерживая крик, и заставил себя сосредоточиться на рунах.
Его правая рука двигалась вдоль левой по знакам, которые он чертил еще ребенком и повторял мужчиной, и чувствовал, как возрастает его сила.
Теперь надо было сесть и дотянуться до знаков на ногах. От первой попытки у Эпло потемнело в глазах. Но все-таки ему удалось разогнать туман перед глазами, подавить тошноту и сесть почти прямо. Дрожащая от слабости рука заскользила по ногам.
В эту минуту он не удивился бы, если бы услышал окрик: «Нет! Не правильно! Все сначала!» Но он все сделал правильно.
Эпло снова улегся на палубу, чувствуя восхитительное тепло, которое из руны имени шло прямо в сердце, а оттуда растекалось по всему телу.
Эпло спал.
Когда Эпло проснулся, он все еще чувствовал слабость, но эта слабость была вызвана голодом и жаждой, и ее нетрудно было излечить. Он поднялся на ноги и подошел к окну — посмотреть, где очутился. Он смутно помнил, что снова прошел сквозь ужасы Врат Смерти, но эти воспоминания были слишком болезненными, и он прогнал их.
Непосредственной опасности не было — сейчас, по крайней мере. Руны на коже едва мерцали, недвусмысленно указывая, что сейчас ему ничто не угрожает. За бортом не было видно ничего, кроме бескрайней синевы. Эпло присмотрелся, силясь понять, что это — небо, вода, твердая поверхность или еще что-нибудь. Сказать было трудно; кроме того, слишком хотелось, есть, чтобы пытаться думать обо всем сразу.
Эпло повернулся и пустился в утомительное путешествие через весь корабль до трюма, где хранились все запасы. Он съел немного хлеба с вином, памятуя заповедь: «Никогда не переходи от поста к пиру».
Немного восстановив силы, Эпло вернулся на мостик. Он надел белую рубашку с длинными рукавами, кожаные брюки, сапоги и таким образом скрыл все знаки, которые могли выдать в нем патрина тем, кто помнил уроки истории. Он оставил неприкрытыми только кисти рук, потому что ему нужно было управлять судном, используя руны рулевого камня.
По крайней мере, он полагал, что нужно будет управлять судном. Эпло всматривался в синее нечто, окружавшее его, и пытался понять, что оно такое, но это с одинаковым успехом мог оказаться небесный купол, раскинувшийся насколько хватал глаз, а могла быть и стена, выкрашенная в синий цвет, в которую недолго было врезаться. «
— Пойдем-ка мы на верхнюю палубу и посмотрим вокруг, а, малыш? — сказал Эпло. Не услышав восторженного лая, которым всегда встречалось подобное предложение, Эпло оглянулся.