Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии
Шрифт:
Независимое крестьянство совсем не устраивало чернокожую хунту. Бригадный генерал Жан-Жак Дессалин [67] носился с идеей экспортной экономики на основе труда каторжников, пока его самого не прикончили в 1806-м. Анри Кристоф [68] , правивший северной частью острова вплоть до 1820-го, практиковал методы управления в лучших традициях колониальной эпохи. В течении десяти лет ему удавалось содержать роскошный дворец, построенный на средства от экспорта местной сельхозпродукции. Дело закончилось мятежом и смертью ветерана революции, после чего прекратились серьёзные попытки внедрения экономики данного типа.
67
Жан-Жак Дессалин (1758–1806) – один из лидеров Гаитянской революции, правитель Гаити, провозгласивший себя императором Жаком I. *
68
Анри Кристоф (1767–1820) –
На первых порах независимое Гаити представляло собой образование полнокровное внутри, но апатичное вовне. Экспорт фактически прекратился. В колониальные времена экспорт сахара достигал 163 млн. фунтов в год. К 1825-м он упал до двух тысяч, частично импортированных с Кубы. Развал экономики традиционно приписывали неспособности чернокожих к самоорганизации. На самом деле, статистика говорила о нежелании крестьян подчиняться системе, которая, напрямую завися от их труда, обогащает только узкий круг аристократии. Гаитянская экономика не рухнула, а попросту изменилась. Ничтожные доходы от экспорта вскоре привели к банкротству правительства. Уже к 1820-м году президент Жан-Пьер Буайе [69] был вынужден платить армии жалованье раздачей военным земельных наделов. Дав простым солдатам «вольную» на получение земли, он тем самым похоронил давнюю мечту о восстановлении плантаций. Поняв, что льготы на экспорт не приносят и не принесут прибыли, Буайе приступил к налогообложению шедших в рост крестьянских хозяйств. С помощью налоговых ставок для сельских рынков ему удавалось извлекать какую-то прибыль, но в исторической перспективе гораздо важнее было то, что он узаконил саму процедуру налогообложения. Затем, не имея возможности взимать мзду за землю, которая уже стала собственностью крестьян, он нашёл единственный способ повышения доходов. Он официально начал продавать им землю. Такой шаг выглядел серьёзной заявкой со стороны центрального правительства, поскольку сельские районы периферии тогда будут находиться под полным контролем крестьян. Бывшие рабы прочно осели на своей земле и не собирались её покидать. Центр пошёл на уступки, норовя извлечь минимальную выгоду из неподконтрольной ему ситуации.
69
Жан-Пьер Буайе (1776–1850) – президент Гаити в 1818–1843 гг., объединивший остров в составе тогдашней республики в 1822 г. Правление Буайе, на редкость продолжительное для «мятежного» Гаити того времени, было ознаменовано успешными экономическими реформами. В отличие от прежних правителей, которые родились рабами и остались неграмотными, а жизнь в результате борьбы за власть закончили трагически (Дессалин был растерзан толпой, а Кристоф застрелился), мулат Буайе получил военное образование на родине отца в Париже, где и провёл последние годы жизни после отставки. Как и его предшественник на посту президента Гаитянской республики на юго-западе острова Александр Петион (1770–1818), Буайе лишь в 1802 г. возвратился на Гаити с карательным экспедиционным корпусом Леклерка и тогда присоединился к сепаратистам. *
И кем же были эти оседлые крестьяне, пустившие корни на гаитянской земле? Какую-то часть составляли потомки рабов, завезённых испанцами ещё в 1510-м, но большинство год от года заново рождались в Африке. В промежутке между 1775-м и началом революции 1791-го колония процветала как никогда. Производство кофе и хлопка возросло на 50 % за шесть лет, параллельно росла численность населения, которое удвоилось. Но из-за чудовищных условий труда на плантациях гибло до семнадцати тысяч рабов ежегодно, а прирост населения не превышал одного процента. По этой причине за последние мирные четырнадцать лет Франция завезла на остров не менее 375 тыс. африканских невольников. Выражаясь фигурально, ноги современного гаитянина-земледельца растут из Африки.
Вчерашние рабы, освоившись на петлистых и укромных скалах гористого острова, прибыли из разных мест древнего континента, Африки, привезя с собой множество культурных традиций. Среди них были ремесленники и музыканты, кузнецы и знахари, те, кто выдалбливали лодки и изготовляли барабаны, колдуны, воины и земледельцы. В невольничьей массе можно было встретить особу королевской крови и того, кто появился на свет рабом ещё в Африке. В целом, все они были жертвами зверской системы, лишающей человека корней, но каждый в отдельности являлся хранителем устных преданий, музыкального и хореографического фольклора, медицины и тайных преданий, которые он в первозданном виде унёс на чужбину. На синкретическое слияние этих разнообразных верований и знаний, которые преобразовались во что-то новое и цельное, оказали решающее влияние несколько лет глухой изоляции острова в начале XIX-го века, выпавшие на долю этого края.
В глазах мирового сообщества гаитяне были нацией отверженных. Кроме наскоро созданной американцами Либерии [70] , Гаити оставалась единственной независимой республикой чёрных на протяжении ста лет. Само её существование было занозой в боку колониальной системы. Местные власти активно поддерживали борьбу за искоренение рабства в соседних странах. Прежде чем возглавить борьбу за освобождение Венесуэлы и других испанских колоний, на острове скрывался Симон Боливар [71] . Власти Гаити совершали символически недвусмысленный поступки, в пику США выкупая суда с партиями рабов, доставляемых в Америку
70
Рост числа рабов-вольноотпущенников в США после Войны за Независимость, заложившей основу для отмены рабства в Америке в следующем столетии, породил план их «репатриации» в Африку. Силами образованного в 1816 г. Общества цветных американцев по колонизации, на землях, приобретённых на побережье Гвинейского залива для этой цели, была в 1822 г. основана колония под названием Либерия («Свободная страна»), в 1847 г. провозгласившая независимость. *
71
Симон Боливар (1783–1830) – борец за независимость южноамериканских колоний от испанской короны, в честь которого названо государство Боливия. Пользовался поддержкой президента Гаити в 1807–1818 гг. Александра Петиона (1770–1818). *
В первые полвека гаитянской независимости остров от Ватикана официально откололся. Являясь официальной религией финансово-политической элиты, католичество почти не было представлено в сельской местности.
А тем временем взаимное отчуждение иного рода росло внутри страны. За столетие построенные в эпоху колониализма дороги пришли в негодность, но не ремонтировались, катастрофически расширив культурную пропасть, отделяющую город от деревни. Что в свою очередь усугубило отчуждение двух радикально противоположных сегментов гаитянского общества. Деревенский элемент составляли бывшие рабы, а городской – потомки богатых мулатов, чьё французское гражданство давало им самим гнусное право владеть рабами. Уже на первых порах независимости это вопиющее противоречие породило острейший антагонизм двух социальных групп, уходящий далеко за пределы классового неравенства. На одной территории возникли два абсолютно чуждых друг другу мира.
Несмотря на патриотизм, примером культуры и духовности для городской элиты служила Европа. Горожане были хорошо образованы, посещали церковь и говорили на французском языке. Дамы одевались по парижской моде, а господа, получая свою долю, служили интересам американского и европейского капитала. Молодёжь часто бывала за границей, не только в поисках развлечений, но и для повышения квалификации, гарантирующей по возвращении на родину престижные должности в администрации и армии. Законодательство страны, следуя примеру бывших хозяев, копировало Кодекс Наполеона. По европейским стандартам это был узкий круг друзей и кланов у власти, представляющий не более 5 % всего населения. Но именно он контролировал политическую и финансовую власть молодой страны.
Глубинка тем временем продолжала жить по традициям предков, игнорируя европейскую модель. Но отдельные веяния Старого Света проникали и туда, препятствуя сохранению первобытных обычаев и нравов в чистом виде. В результате сформировался гротескный сплав пережитков африканизма, занесённых на остров из различных точек Чёрного континента.
Примечательно, что эти люди считали себя потомками не тех или иных африканских племён и царств, а «детьми Гвинеи», чьё прошлое, утрачивая историческую точность, дрейфовало в область мифологии. И со временем коллективная память обездоленных стала основой специфической, но устойчивой культуры новых поколений.
Следы африканского прошлого в сельской зоне Гаити можно встретить на каждом шагу и сегодня. Шеренги работников на полях синхронно вздымают мотыги под аккомпанемент барабанов, а за спиной музыкантов дымятся котлы с просом и бататом, сулящие обильную трапезу.
В придорожном посёлке, или «лаку», морщинистый старец – душа местного общества. На каждом перекрёстке действует свой рынок, притягивая к себе жительниц окрестных холмов. По горной тропе грациозно плывёт вереница девушек с корзинами риса на голове. Пожилая погонщица ведёт полдюжины ослов, гружёных плодами яичного дерева. Это зримые образы, а есть ещё и звуки – эхо народных песен вдалеке, гомон и звон базара, переливы креольской речи, чьё каждое слово втиснуто в рамки западноафриканского диалекта. Каждый из этих разрозненных элементов является частью единого колорита – коллективный труд на полях, авторитет старейшины, доминирующая роль женщин в рыночной торговле. И всё это в свою очередь помогает разобраться в замысловатой общественной иерархии.
И всё же внешний вид не полностью отражает уровень сплочённости крестьянского сообщества. Чтобы это передать, понадобился бы особый «телепатический» код, где главное – интонация, которую надо не только замечать, но и чувствовать. Ибо, чтобы выжить в этом призрачном краю живых и мёртвых, необходима единящая всех неразрывной цепью вера.
Водун – не просто замкнутый культ здешних краёв, а комплекс мистических воззрений, система верований, затрагивающих связи человека с природой и сверхъестественными силами вселенной. Перемежая тайное и явное, она упорядочивает хаос, позволяя постичь непостижимое. Водун нельзя отрывать от повседневной жизни верующих. Подобно африканцам, гаитяне не отделяют сакральное от светского, святое от греховного, материю и дух. Каждый танец, каждая песня, каждое действие – частица единого целого, индивидуальный жест – мольба о коллективном выживании.