Змей книги бытия

де Гуайта Станислас

По причине этих сомнений нам кажется уместным умолчать о его имени и даже о названии города, где он проживает. Мы бы не оказывали такого уважения безусловному шарлатану, обыкновенному самозванцу. Он, конечно, заслуживает все эти эпитеты по многим соображениям; но, быть может, его душу лжепророка изредка озаряет свет искренности…

Пока наши отношения ограничивались обменом письмами, всё шло хорошо. «Миссионер Божий» отделывался уловками, свойственными языку некоторых мистиков: напыщенному, путаному и беспредметному, иносказательному и благочестивому, часто загадочному и всегда многословному. Когда оперируешь общими понятиями и избегаешь любых споров о деталях, проще не выдать своего невежества. Впрочем, не говорили ли мы о том, что он владеет элементарным образованием и даже является, по его мнению,

вполне сносным богословом?

Одним словом, если в то время у нас еще оставались какие-либо сомнения, то они быстро рассеялись, когда у нас появилась возможность увидеть пророка и подискутировать с ним. Его беседа не выдержала «экзамена» [557] . Он явно избегал твердой почвы спора. Прижатый к стенке, он ссылался то на невозможность обсуждать подобные темы в беспорядочном разговоре, то на сдержанность, которую диктовали ему осторожность и таинственные традиции его школы. В конце концов, он признался нам, что является преемником Эжена Вентра; должно быть, мы подавили некую ужасную гримасу, потому что он принял во внимание наше отвращение, добавив, «что можно найти общий язык в иной области — традиционного оккультизма». Мы тотчас засвидетельствовали ему свое удовольствие, которое доставило нам это заявление, поскольку Вентра был хорошо нам известен и мы никогда не могли бы приветствовать авторитет подобного рода.

557

Когда он интерпретировал, «согласно откровению Свыше», символы, составляющие подробную Пентаграмму (как ее дает Элифас Леви), мы однажды заметили Крестителю, что он переводит как «Духи воды и Духи огня» два «знака», которые были просто-напросто именами Адама, , и Евы, , записанными по-древнееврейски. Нисколько не смутившись, он дал нам следующий памятный ответ (у нас сохранилось его письмо): Вы совершенно правы в философском смысле; но с точки зрения смысла божественного Порядка, я, со своей стороны, не менее прав!

Тем не менее, у нас в голове зародились серьезные подозрения. Два адепта секты, которых мы осторожно расспросили, выдали некоторую информацию о постыдных арканах… Желая узнать больше, мы приложили все усилия для того, чтобы добиться новых признаний. Самые серьезные откровения мы услышали несколько дней спустя лично от хозяина дома, где жил пророк, бравого и достойного старика, сбитого с толку искренней верой в сомнительный мир: он посвятил нас в тайны, всей серьезности которых абсолютно не понимал. Покидая город X…, мы были весьма насторожены характером этой особы, если не сказать «хорошо осведомлены» о ней.

Именно тогда начали стремительно развиваться непредвиденные события, в которых был непосредственно замешан «доктор Креститель» и первым результатом которых было обнаружение, с одной стороны, его самонадеянного невежества, а с другой — его суетной дерзости и холодной извращенности. Его душа была разоблачена, равно как и его дух: они раскрылись одновременно, отмеченные учетверенным стигматом, служащим самой сигнатурой Сатаны: гордыня, бессилие, глупость, зависть.

Это было в феврале 1887 года. Вемским трибуналом было начато следствие. Это судебное разбирательство не подлежит контролю общественности, но настоящие разоблачения способствуют приведению в исполнение приговора, который был тогда вынесен.

Достаточно сказать, что один из членов нашего Ордена Розы+Креста (старший по Парижу, посвященный 2-й степени), г-н Освальд Вирт, передал нам обширную корреспонденцию, снимающую последние сомнения относительно тайн Кармеля.

Г-н Вирт познакомился с доктором в августе 1885 года, при посредничестве одной своей подруги из Шалона, еще недавно ярой последовательницы Кармеля, мадемуазель Марии М… Между ними завязались отношения; корреспонденты обменялись многочисленными письмами.

Настороженный, с одной стороны, неким наполовину секретным признанием, сорвавшимся с языка мадемуазель Марии М…, а с другой — некоторыми подозрительными и двусмысленными фразами, обнаруженными в переписке «Иоанна-Крестителя», г-н Вирт вскоре догадался о гнусности святилища и аморальности Понтифика.

С тех пор он задумал и взял на себя двойное поручение, которое он впоследствии выполнил с редкостной сдержанностью и осмотрительностью: открыть глаза мадемуазель Марии М… и разоблачить «Иоанна-Крестителя».

Рядом с последним он разыгрывал из себя ученика «старой закалки» и обнаружил свои подлинные чувства лишь в декабре 1886 года, когда у Кармеля больше не осталось для него секретов. Мадемуазель Мария М…, которую он без труда переубедил и возвратил на путь долга и разума, оказала ему ценную помощью в этой «ученической» комедии, которую он «ломал» в течение целых пятнадцати месяцев.

Он мягко подвел доктора к тому, чтобы он выдал себя своим же собственным пером. Мы располагаем его письмами, и все они написаны и подписаны рукой этой особы [558] .

Первые из них не представляют для нас непосредственного интереса. Но в письме от 8 июня 1886 года уже содержатся сведения, которые, несмотря на свою неопределенность, тем не менее, заслуживают, на наш взгляд, того, чтобы мы поместили их здесь.

«Передача знаний для вознесения всех существ и могущества, которое есть лишь сопричастность творящей власти, для того чтобы заставить существа подниматься снизу по ступеням ко всё более и более совершенной жизни, должна была стать уделом человеческого естества; и посредством нее человек облечен, по праву прокреации, и должен быть, на деле, облечен, благодаря Посвящению, царским достоинством, которая есть приобщение, путем передачи, к правам и верховному могуществу Творца… [559]

558

Они помечены даже мистическим именем доктора и его настоящим именем, слитыми воедино.

559

Просим прощения у читателя за то, что предлагаем ему подобную галиматью: необходимо, чтобы он сам вынес свое суждение.

Здесь, как видите, логический закон подводит нас к вопросу о грехопадении, посредством которого человеческое естество лишилось этого царского достоинства… Необходимо, чтобы каждый человек признал, что вне Посвящения он не только не ведает путей и средств вознесения существ, но и сам пребывает под властью законов, делающих его рабом пороков и страстей.

И вот он стоит перед ужасной альтернативой, не предлагающей ему — царю природы — никакого другого выхода. Если он слышит римско-католическое учение, то считает себя по праву принужденным к абсолютному воздержанию, и тогда взбунтовавшееся естество являет ему самые страшные опровержения, более или менее отказываясь от этого гнета, который, как чувствует человеческое естество, не соответствует законам его творческого происхождения.

Но если он перестает прислушиваться к этому католическому учению, то имеет перед собой лишь извращенные выходы, толкающие его на путь пороков и страстей.

Всё это вызвало меня на размышления, и эта проблема, напоминающая загадку сфинкса, нависала над моим сознанием, подобно кошмару. Я возопил к небу, дабы получить решение этой задачи…

Не следует далеко углубляться в суть посвящения для того, чтобы увидеть, что решение возможно только на пути любви.

Здесь вставал, в свою очередь, закон полов, основное условие всякого любовного закона, согласно законам, составляющим человеческое естество (sic).

Почему Господь произвел разделение полов? Моисей сообщает этот факт, но совершенно умалчивает о причине этого факта. Это было предназначено только для посвященных.

Таким образом, человек оказывается перед лицом потребности, которую природа сделала для него законом, и совсем ничего не знает об этом: ни о причинах властвующей над ним потребности, ни о божественных законах, которым необходимо следовать.

Общество открывает для него врата брака, но в этих условиях социальные путы не решают, так сказать, ничего в отношении ужасной проблемы.