Змей Сварога
Шрифт:
В его сознании эти дома складывались в одно целое – столько раз он их видел, что не смог бы и сказать: или стоят рядом, или же есть дома на отшибе. Никогда ни одного лучика света не пробивалось сквозь эту черноту. И вдруг… Именно в эту ночь в одном из домов он явно увидел горящие светом окна.
Свет, яркий, ослепляющий его свет был в доме, стоявшем у самой реки, так близко к воде, что Днестр едва ли не обмывал сваи, бревна, закрепленные в фундаменте.
Стоп! Но ведь этот свет был категорически невозможен! В 1940 году Днестр служил демаркационной линией между Румынией и СССР. И эта водная граница
И вдруг в одном из домов, словно в нарушение всех правил и норм, были раскрыты окна, и сквозь них пробивалась наружу не то что полоска, а целый сноп света! Это было что-то невозможное!
До Тирасполя – 22 километра, и здесь, на левом берегу Днестра, находились приграничные войска. Тем более – в Чобручах, географическое положение которых было уникально: соседнее село находилось совсем близко, впритык, и жители часто переходили из одного в другое. Но свет… Никогда ничего подобного он не видел.
– Свет, – он толкнул парня в плечо, заставив обернуться в нужном направлении. – Кто там живет?
– Да никто не живет… Вот те крест, черти хороводят…
– Тьфу ты!.. – плюнул он в сердцах. Сложил все оружие в заплечный мешок. Затем еще раз посмотрел на странную картину и внезапно решился:
– А ну-ка, пойдем, поглядим, – скомандовал проводнику.
– Да не пойду я никуда! – Парень мгновенно встал на дыбы. – Сказано тебе: нечистая сила. Ни за что не пойду!
– Пойдешь, я сказал! – В нем стала нарастать ярость, и он достал пистолет.
Это был неверный шаг. При виде пистолета проводник задрожал всем телом и вдруг пустился наутек, прямиком в камыши. Искать его в этом направлении было теперь бессмысленно.
Плюнув на труса, он поправил тяжелый мешок на плечах и пошел вперед, по направлению к дому. К удивлению, добрался быстро – дом с освещенными окнами стоял на самом отшибе, почти у воды. Он толкнул вросшую в землю калитку в заборе.
В доме явно никто не жил: весь двор порос бурьяном и сорняком, пожелтевшие остовы которого отчетливо сохранились даже под прогалинами застывшего снега. Он поднялся на крыльцо и постучал. Никто не ответил. Потянул дверь на себя. На удивление, дверь оказалась открытой.
Он ступил внутрь, прошел через сени и оказался внутри. На стенах комнаты были укреплены горящие свечи. А вокруг… Он почувствовал, как волосы на его голове стали дыбом.
Он попятился… Но было уже поздно. Проход назад оказался почему-то отрезан. Тогда он закричал, позабыв про пистолет, который вдруг выпал из обессиленных рук… И он все кричал и кричал, пока крики его не потонули в ужасе, поглотившем его заживо…
Глава 2
Резкий порыв сквозняка распахнул форточку. Зина поежилась от ледяного
Наверное, человек, не особенно искушенный в человеческой психике, назвал бы это спокойствием и даже счастьем. Но Зина называла это скукой. Бесцветные сны, в которых ничего не происходило, будоражили ее душу, как продолжительная болезнь.
Ветер подул с такой силой, что растрепал волосы. Зина потянулась к часам на прикроватной тумбочке, щелкнула выключателем лампы.
Часы показывали 5.20. За окном не было даже признака рассвета. И несмотря на то что по календарю наступила весна, за окнами валил снег.
Она бросила взгляд на соседнюю половинку кровати – Виктора, конечно, рядом не было. Снова куда-то отправился бродить в ночь – курить, пить воду на кухне… Сложно было отучить его от этих привычек. И, конечно, это Виктор раскрыл окно.
Зина вдруг почувствовала прилив страшного раздражения. И оно ударило ее с такой силой, что больше она не могла спать. Потянувшись к папиросам на тумбочке, она чиркнула спичкой. Алый огонек загорелся в темноте тревожным маячком.
Дверь открылась, в комнату вошел Виктор Барг. Несмотря на холод, в квартире, он так и бродил полураздетым – в трусах и майке. Раздражение усилилось, теперь оно пламенело ярко-красными сполохами в мозгу.
– Почему ты не спишь? – Виктор, зевая, опустился на край кровати. Зина Крестовская нервно подтянула к себе ноги.
– Ты меня разбудил. Закрой окно! Холодно. Сколько раз я просила тебя не раскрывать окна по ночам! – В голосе, помимо ее воли, послышалась настоящая злость.
Виктор бросил на нее удивленный взгляд, но все-таки закрыл форточку. Из комнаты сразу исчез звук порывов ветра, и Зина вздохнула с облегчением.
– Ты слишком много куришь, – в голосе Барга прозвучал упрек.
– Ну а тебе какое дело? – Зина от злости вцепилась пальцами в одеяло. – Ты разбудил меня в пять утра мораль читать?!
– Я не читаю тебе мораль, – вздохнул Виктор, – просто меня очень беспокоит твое здоровье. Ты много куришь. Мне это не нравится.
– А мне не нравятся твои хождения по ночам! – Зина с вызовом уставилась на него.
– С тобой явно что-то происходит, – он снова вздохнул, – тебя словно подменили…
– Если не нравлюсь, ищи себе очередную… – Зина добавила слово, которое вообще-то, никогда не произносила.
– Да, явно происходит, – еще раз вздохнул Виктор. – Раньше ты так не раздражалась и такого не говорила. Что с тобой происходит, скажешь мне? – Он грустно смотрел на нее.
– Ты разбудил меня в пять утра, чтобы нести эту хрень? Мне завтра на первую пару! Между прочим, на 8.30 утра! – тихо, но с каким-то остервенением начала Зина. – У тебя что, совсем нет совести? Ты не понимаешь, что из-за тебя я не высыпаюсь? Я приду на работу с головной болью – а мне пары вести, перед полной аудиторией что-то говорить! Скажи, как можно быть такой бездушной скотиной? – Задохнувшись и внезапно остановившись, едва сумев перевести дыхание, она вдруг поняла, что уже кричит. Кричит, абсолютно не сдерживаясь и даже не стараясь сдержаться. И ей абсолютно все равно, какое впечатление производит на Виктора ее крик.