Змей Сварога
Шрифт:
Глава 1
Камыши остались за спиной почти сразу, как только он изменил направление. Несколько шагов вперед вдоль едва различимой тропы – и их острые наконечники остались за спиной как сломанные копья судьбы. Впрочем, с каждым днем о своей судьбе ему хотелось думать все меньше и меньше.
Вязкая болотная жижа хлюпала под ногами, доходила почти до щиколоток грубых резиновых сапог, с которыми
Впрочем, дело было не только в них, а еще в километрах разбитых дорог и в той цели, которая всё гнала и гнала его вперед, лишая покоя, заставляя менять судьбу, отказываться от привычных удобств и жертвовать своей жизнью. Иногда по ночам ему казалось, что он превращается в какой-то железный механизм и словно заживо покрывается чудовищным панцирем, какой-то крокодильей кожей. Это осознание приходило к нему в ночных кошмарах, ввергающих в ледяной пот отчаяния, живым – человеческим – чувством, терзающим его душу.
Тогда, чтобы избавиться от этих кошмаров, он стал заполнять ночи таким же живым теплом тела женщины – все равно какой. До тех пор, пока не понял, что от собственной неразборчивости скатывается в еще большую пропасть. Живой человек рядом не помогал. Оставалось только жить приближением к той цели, высчитывая часы и дни, уговаривая себя, что остаются считаные дни мучений, а значит, не придется терпеть больше.
Хуже всего были эти переходы по ночам. Как он боялся в те первые дни – до спазм, до пота! Панически боялся заблудиться, не найти дорогу в камышах, утонуть в Днестре, захлебнуться в черной зловонной жиже у берегов, кишащей пиявками и змеями… Узкие, остролистые стебли камыша представлялись ему палачами, обнажившими оружие для свершения мучительной казни. А от этого шороха камышей по ночам волосы на его голове вставали дыбом.
Он отчетливо запомнил ту первую ночь, когда сам, без проводника, впервые пошел к тайнику, положившись на собственную интуицию и сноровку. И как он заблудился почти сразу, а потом совершил абсолютно непростительный поступок – и для его дела, и для его жизни: заблудившись, он впал в панику и потерял над собой контроль, услышав зловещий шорох среди камышей. Пытаясь понять причину шороха, он раздвинул камыши голыми руками, порезав при этом их острыми стеблями осоки. А дальше – совершил то, что было запрещено: дрожащими пальцами достал из прорезиненной ткани плаща крошечный фонарик и включил его – на всю мощь.
Острые лучи света прорезали окружавшую его тьму и разделили ее на две части, высветив застывшие в воде камыши. И там, где жижа представляла собой грунт чуть более твердый, вдруг мелькнуло черное извилистое устрашающе гибкое тело змеи… Оно скользнуло среди камышей и снова издало тот пугающий, растревоживший всю его душу звук…
Шорох заставил нарушить инструкцию и включить фонарик, а это был почти смертный приговор в сплошной темноте, на земле, которая просматривалась румынами.
Змея, он уже понял, что это была змея, тоже замерла, словно прислушиваясь к истерическим спазмам его дыхания. Конечно, так быть не могло, он прекрасно знал, что змеи глухие. Но все-таки это в глухой ночи выглядело устрашающе. Может, она почувствовала колебания воздуха, особый жар отчаяния, ярости или страха, исходящие от его тела, или же энергии – чужеродной и враждебной в этих камышах. На мгновение змея замерла, явно почувствовав его присутствие, а затем, извернувшись всем своим отвратительным телом, быстро ускользнула прочь, в темноту…
Он замер от ужаса и отвращения. С самых ранних лет он больше всего на свете боялся змей, считая их порождением чего-то дьявольского… ну… извращенного. Будучи человеком нерелигиозным, уже в зрелые годы, во время курса научного атеизма в институте узнал, что в христианстве змея считается признаком первородного греха, порождением дьявола и сатанинским отродьем. Он буквально поразился тому, как точно восприняла его душа этот темный смысл древних легенд, пришедших из таинств воплощенного ужаса. С тех пор он еще больше возненавидел змей. И даже в зоопарке, давно, в прошлой жизни, когда гулял со своим маленьким сыном, обходил стороной вольеры террариума, где содержались змеи.
Но он никогда не видел змей так близко. Это было впервые в его бурной, опасной жизни. И он хорошо запомнил то чувство ужаса, охватившее его с головой, от которого хотелось бежать прочь, не разбирая дороги… И только колоссальным усилием железной воли он заставил себя оставаться на месте и прочь гнать панику. Прочь – туда, где ломаются слабаки, а не люди, своей волей способные противостоять целым империям.
После этого он еще несколько раз видел в камышах змей. И каждый раз они замирали при его появлении, а потом бросались от него. И все это время, раз за разом, он по-прежнему испытывал жуткое чувство – смесь ужаса и отвращения, а потом нечеловеческим усилием воли заставлял себя двигаться вперед, осознавая, что никогда не сможет привыкнуть к этому жуткому зрелищу…
Здесь, на левом берегу Днестра, в камышах было полно змей. До румынского Тирасполя было всего 22 километра, и близость границы с Румынией делала эти места невероятно опасными. По сравнению с этой реальной опасностью неядовитые змеи Днестра казались всего лишь детской игрушкой. А потому он больше не рисковал собственной жизнью и не включал фонарик – предпочитал двигаться на ощупь, среди этих ужасных змей, в темноте, а не становиться отличной мишенью для румынского снайпера, подставляя не только свою голову, но и общее дело, ради которого терпел столько лишений.
Где-то на третью ночную вылазку в камышах он сумел отчетливо запомнить эту обманную тропу, проложенную возле самого берега так хитро, что стоило лишь ступить на нее, и камыши как будто оставались за спиной, подарив такой иллюзорный обман зрения. А опыт очень скоро подсказал, что тропка в камышах абсолютно безопасна: змеи предпочитают держаться подальше от тех мест, где по ночам ходят люди.
Тропка была протоптана контрабандистами – удачный переход через Днестр позволял абсолютно безопасно переправляться с одного берега на другой – в этом месте проходила граница с Румынией. И словно специально именно здесь она была меньше всего защищена. А румынские солдаты, стоящие на этом участке, давно уже договорились с местными контрабандистами и за умеренную плату пропускали своих, имея довольно приличный навар с каждой пронесенной через границу коробки чулок или пачки сигарет.
Ему потребовалось совсем не много времени, чтобы выйти на контрабандные потоки и стать своим среди тех, кто так отчаянно привык рисковать своей жизнью, словно в насмешку играя в прятки со смертью.
Контрабандные тайники представляли собой полую трубу в самой земле, вровень с водой, настолько широкую, что в горловину вполне можно было опустить целый мешок, набитый контрабандным товаром. Горловина трубы закрывалась плотно завинчивающейся крышкой и была абсолютно непроницаема для воды.