Змей
Шрифт:
— Верно, правильно! — глухо прокатилось по толпе.
— Да ведь мы уже пробовали! — крикнул Гузка. Он сидел возле боярина — руки на животе, глаза закрыты, а тут сразу вскочил. — Все видели, что из этого вышло. Видели ведь?
— Надо биться с чудищем и сразить его! — стоял на своем Сабота.
— Любопытно, а кто же это сделает? — спросил насмешливо Калота.
— Я!
Сабота шагнул вперед и смело взглянул на боярина.
— Да кто ты такой?
— Сабота, сын углежога из Дальних выселок.
— И ты берешься убить змея? — захихикал Гузка.
— Берусь!
— Как же ты это сделаешь?
— Сам полезет змею в глотку! — загоготал Калота.
— Тот сразу и подавится! — подхватил кто-то из боярских прихлебателей. — Бедняга змей, что его ждет!
— Люди, послушайте меня! — обратился Сабота к односельчанам, но Гузка опять перебил его:
— Слушайте, все слушайте, как яйца курицу учить будут!
Боярская свита покатилась со смеху — не потому вовсе, что им было так уж смешно, просто каждый старался выслужиться перед Калотой.
«Ха-ха-ха!» — корчились они от хохота, а сами краешком глаза поглядывали на боярина.
— Уважаемые старейшины! — обратился Сабота к боярским советникам. — Я знаю, что...
— Что ты можешь знать? У тебя еще молоко на губах не обсохло! — в бешенстве оборвал его Калота. — Тут есть люди, которые поседели в сражениях, а ты, сосунок, с советами лезешь? Убирайся прочь! Стража-а! Спровадить этого молокососа подальше отсюда!
Стелуд и Бранко двинулись к Сабо те. Но он не стал дожидаться, юркнул в толпу — только его и видели.
Тогда вперед вышел дед Панакуди. Погладил свою белую бороду и сказал:
— Братья односельчане, боярин — доброго ему здоровья — правду говорит. Тут воеводы оплошали в битве со змеем, да еще какие воеводы! Неужто теперь нас спасет какой-то безусый паренек! Мыслимое ли это дело? Давайте лучше, пока не поздно, накормим змея досыта.
— Мудрые слова, старик, — одобрительно закивал Калота. — Продолжай, продолжай! — И приказал страже: — Сесть человеку подайте. Седовласый старик стоя речь держит, а они смотрят, бессовестные.
— Благодарю тебя, боярин, только не нужно этого! — замахал руками Панакуди. — Моя речь будет недолгой.
— Говори, мы слушаем! — милостиво улыбался Калота.
— Нельзя отсылать змею девушку нечесанную, необряженную. Так дары не подносят. Надо одеть ее по-праздничному, сшить платье нарядное, на шею мониста да ожерелья повесить, чтобы она была достойна предстать перед чудищем. Лучше запоздать до завтрашнего дня, чем выказать змею неуважение. Верно я говорю, люди?
— Верно, верно! — отозвалась толпа.
— И впрямь, не стоит гневить змея. Что скажешь, главный советник? — обернулся боярин к Гузке.
— Ежели змей согласится переждать денек, так отчего же?
— Дадим ему телят, он будет рад-радешенек! — крикнул Панакуди. — Волопас погонит их, а я, коли твоя боярская милость дозволит — пошли тебе господи долгих лет жизни, — пойду, спрошу у змея, согласен ли он денек подождать.
— Дозволяю, спрашивай! — Калота был польщен смиренным тоном старика. — Но чтоб завтра в этот час девушка была здесь, на этом самом месте, причесанная и наряженная, как следует быть!
— Будет исполнено, твоя милость, — с поклоном ответил Панакуди. — Все жители деревни Петухи благодарят тебя, от всех низкий тебе поклон.
Главный прорицатель, который стоял за спиной у Гузки, шепнул ему на ухо:
— У старика что-то на уме. С чего это он так подмазывается?
— Пускай подмазывается, — ответил Гузка. — Крепостные стены, небось, не станут от этого тоньше и ниже, а мечи боярской рати не затупятся. Взяла охота подмазываться — на здоровье...
— И все-таки не худо бы удвоить стражу, которая стережет девушку, — сказал прорицатель.
— Это я как-нибудь и без тебя соображу, — язвительно усмехнулся Гузка. — Ты вот лучше отправь соглядатаев вслед за стариком, пускай своими ушами удостоверятся, согласен ли змей ждать до завтра или нет.
— Спасибо, что надоумил, — так же язвительно ответил прорицатель.
Этой короткой схватки никто не заметил. Крестыяне встретили согласие боярина отложить на день гибель Джонды восторженными криками. Громче всех вопили Двухбородый и Козел.
— Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет! — надрывались они и подталкивали остальных, чтобы тоже орали изо всех сил.
Ведь это дед Панакуди надоумил их кричать, что есть мочи, и улыбаться, улыбаться во весь рот.
Глава двенадцатая
ПОЧЕМУ КОЗЕЛ И ДВУХБОРОДЫЙ УЛЫБАЛИСЬ
И впрямь, почему это они улыбались и всех заставляли улыбаться и славить боярина Калоту?
Да потому, что Панакуди шепнул им: «Хотите, чтобы завтра не осталось и следа от боярской крепости и от самого боярина?» «Еще бы не хотеть!» — ответили оба. «А хотите, чтобы змея на куски разорвало?» «Еще бы!» — обрадовались они, но тут же помрачнели снова: зачем, мол, говорить о том, чему никогда не бывать. Глядят с укоризной на деда Панакуди, а тот им в ответ: «все будет, как я сказал, и не позже, чем завтра. А нет — пусть растерзают меня боярские псы!» И добавил: «Только вы должны делать все в точности, как я велю!» «Само собой!» — согласились Двухбородый и Козел. И как сказали, так и сделали — вовсю улыбались и кричали: «Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет!»
Но с какой же это стати Панакуди наобещал им семь верст до небес? И что он такое задумал?
Когда между Калотой и Зверобоем началась перепалка, Сабота легонько толкнул старика локтем: «видал? Будь у нас побольше таких кореньев, напоили бы мы всех, кто засел в крепости, они бы там передрались и сами перебили друг дружку! Хотя, — со вздохом продолжал он, — боярин да крепостные стены все равно останутся...». «Почему останутся?» — спросил дед Панакуди. «Потому что нет такого средства, чтобы сравнять их с землей...» — ответил Сабота. «Сравнять крепость с землей нам не под силу, зато мы можем ее затопить! — зашептал в ответ Панакуди. — После тебе все объясню. А теперь протолкайся вперед и скажи боярину, что хочешь сразиться со змеем».