Змея и мумия
Шрифт:
Горе мне, ничтожнейшему из родителей! Бедная Балзу! Ее воля давно сломлена и подчинена змеемордому демону. Возможно, она уже не помнит собственного имени. Я узнал, что ее увезли вниз по реке Стикс. Неподалеку от Кеми есть Долина Смерти, а в ней — три храма, в одном из которых служат только женщины. Чужеземцев туда не пускают…
— Этот запрет, как я понял, не распространяется на рабов, — ухмыльнулся Конан.
— Я пытался отправиться в Стигию, но… — Голос вельможи дрогнул. — Служба при дворе… Я не могу ее оставить. Враги малолетнего принца воспользуются
— Зато я не занят государственными делами, — Конан широко улыбнулся. — Прищемить Сету голый змеиный хвост — что может быть соблазнительней, клянусь Кромом! — воскликнул он. — И не думай меня отговаривать! А лучше отправь со мной своего слугу до границы со Стигией. Он выручит за меня хорошие деньги!
И Конан расхохотался.
Басра слушал рассказ киммерийца с широко раскрытыми глазами и распахнутым ртом.
— Ты — безумец, — заключил он. — О боги! Не хотят пощадить бедного негра! Что с ним будет?
— А что может с тобой случиться худшего, чем уже случилось? — спокойно осведомился Конан, пожевывая соломинку. — Ты раб и движешься навстречу верной гибели…
— Гибель бывает разная, — поежился Басра. — Можно тихо околеть, надорвав пуп, а можно издохнуть под палками. Лично я выбрал бы первое.
— Жизнь тащит тебя по течению, как эту лодку, — брюзгливо заметил варвар. — Хотя у лодки есть весла, руль и парус. А ты — просто кусок навоза на воде. Тебе не противно?
— А что я могу сделать? Разве я могу сражаться? Меня не спрашивали, кем я хочу быть, когда рождали на свет.
— Видишь, на корме спит надсмотрщик? — перебил его Конан.
— Ну и хорошо, что спит.
— Пойди и укради нож с его пояса.
Басра посерел.
— Он же проснется! — зашипел он, тряся головой. — И спустит с меня шкуру!
От тебя зависит, проснется он или нет, — киммериец говорил негромко, но очень убедительно. — Брось. Ты же наверняка таскал фрукты и сладости у своего бывшего хозяина. Ну, признавайся, лукавый раб!
— Та… таскал. — Басра клацал зубами и заикался.
— Давай, действуй! — Конан слегка подпихнул негра в плечо. — Это не сложнее, чем обокрасть кухарку.
— Конечно. Какая разница… Все равно — смерть, — горестно прошептал Басра. Он понимал, что белый здоровяк не оставит его в покое, что лучше ему, Басре, подчиниться, а не то его жизнь осложнится еще пуще.
Вечерело. В зарослях папируса на берегу квакали лягушки. Вода плескала за бортом. Басра двигался на четвереньках, переступая через тела спящих рабов. Для того чтобы его зубы не стучали слишком громко, он размотал свою набедренную повязку и сунул ее край себе в рот.
Надсмотрщик лежал на спине и храпел, словно подпевая лягушкам. Вокруг него распространялся кислый запах пивного перегара — тростниковое пиво в Стигии варят довольно крепкое. Нож висел у него на волосатом круглом животе. Приблизившись к спящему вплотную. Басра замер и огляделся по сторонам.
Команда лодки собралась на носу. Только рулевой гребец стоял возле своего весла, на специальной площадке, прямо над головой Басры.
Гребец смотрел вперед и только изредка переступал ногами. То, что происходило в лодке, мало его интересовало.
Мысленно взывая ко всем известным ему богам, Басра протянул руку к ножу и чуть не вскрикнул от ужаса. Огромная капля пота скатилась по его носу и упала на физиономию надсмотрщика. Тот издал недоумевающий звук, чмокнул губами, но глаз не открыл.
Ощущая страшную слабость во всем трясущемся теле, Басра коснулся пальцем рукоятки ножа. Ощущение неожиданно понравилось ему. Рукоятка была теплая, приятно-гладкая и словно сама просилась в ладонь. В глубине души Басра очень любил хорошенькие вещицы. Ему доставляло удовольствие, когда никто не видит, оглаживать ладонями статуэтки из черного дерева или слоновой кости в доме своего хозяина. Тогда он на мгновение мог представить, что обладает этими предметами, и сладкая истома растекалась, но всему его существу. Нечто подобное проснулось в нем и сейчас. Приласкав пальцами рукоятку, Басра потянул нож из ножен. При этом его ладонь притронулась к голому животу надсмотрщика. Тот не просыпаясь, хихикнул и сказал: «Отстань, старуха!», перевернувшись при этом на бок.
Басра беззвучно закричал и юрко, как ящерица, скользнул обратно под навес. Сердцебиение так громко отдавалось в его ушах, что от одного этого звука могли поднять тревогу.
— Молодец, — скупо похвалил его варвар. — Я же говорил, что это несложно.
И только тут Басра увидел, что нож остался у него в руке.
— Невероятно! — воскликнул он. — Как это вышло? Рукоятка как будто сама прилипла к пальцам!
— О, да ты прирожденный вор! — Киммериец одобрительно хлопнул Басру по плечу. — А теперь давай спать. Завтра будет долгий день!
— Возьми же нож!
— Мне он не нужен. Ты украл его для себя. Это — твой первый шаг в сторону свободы, — молвил варвар, устраиваясь поудобнее. — Но если ты помешаешь мне выспаться — Кром великий! — крокодилы покажутся тебе любящими братьями.
Почти сразу за этими словами послышался густой храп. Басра изнывал от противоречивых чувств. Страх боролся в нем с какой-то странной радостью. Нож был очень красивый — с выгнутым мерцающим лезвием, с рукояткой из кости… Басра спрятал его между складок набедренной повязки и лег так, чтобы чувствовать его телом. Лодка тихо покачивалась на волнах Стикса.
Тахтэб потирал руки, стоя у подножия каменного льва. Ужасная картина, представшая его взору, доставляла ему острое удовольствие — иначе он давно бы ушел отсюда. Три десятка обнаженных женских тел, пронзенных кольями. Все до единой — жрицы Верхнего храма и кое-то из их помощниц. Последние пять, казнь которых началась нынче утром, еще живы. Их стоны еще похожи на человеческие, в их глазах ещё светятся боль и ужас… Глупые коровы! Перед началом казни они храбрятся, напускают на себя важный вид… Да они и впрямь верят, что их муки смягчат божество. Какая самонадеянность!