Змея и мумия
Шрифт:
Змея метнулась к нему, обхватила его туловище своей гибкой, холодной шеей и подняла в воздух. Одна рука Басры осталась свободной, вторую прижало к боку.
Боль в стиснутых ребрах неожиданно отрезвила его. Тупой, парализующий страх сменился острым желанием жить. И свободная рука сама собой потянулась к ножу, спрятанному в складках набедренной повязки. Змеиное горло пульсировало прямо над ним, и Басре захотелось впиться в него зубами. Ладонь нащупала рукоятку ножа и словно срослась с нею. Помедлив долю мгновения — она растянулась бесконечно долго, — Басра
И тотчас змеиные кольца разжались, и Басра упал обратно в лодку, ударившись головой о борт. Кумуди застыла, как столб, и вдруг змеиное тело выгнулось дугой. Она принялась колотить головой о воду, поднимая тучи брызг. Волны, вздыбленные чудовищной агонией, толкали лодку в корму, и она удалялась все дальше и дальше от издыхающей твари.
— Ты сделал третий шаг к своей совбоде, — сказал Конан, когда Басра пришел в себя после падения. — Ты убил врага. Сам, своими руками. Дальше
пойдет проще, поверь мне.
Басра пощупал пальцами шишку на гудящей голове, тихонько повыл, а после сказал деланно-равнодушным тоном:
— Жалко ножа. Хороший был нож, красивый.
— Где же я найду тебе змею с изумрудным глазом? — язвительно спросил старый заклинатель, когда Татхэб пришел к нему на постоялый двор. Впрочем, заведение это больше походило на ночлежку для бродяг. В праздники здесь останавливались те самые нищие из паломников. Бывший учитель Татхэба жил тут по двум причинам: во-первых, на постоялом дворе в изобилии водились крысы, потребные для кормежки его питомцев, а во-вторых, за хорошую плату здесь поселили бы не только змей, но и морских холодных спрутов.
Хутту — так звали заклинателя — к жизненным удобствам относился пренебрежительно. Седмицами он не совершал омовений и нисколько не устрадал из-за этого. Блохи и клопы никогда его не кусали. Единственным, к чему он относился почти благоговейно, являлась его лысина. Раз в седмицу он скреб ее пемзой, а по прочим дням заботливо смазывал сандаловым маслом.
Татхэб пришел в тот момент, когда Хутту завершал эту процедуру. Масло было дешевым, самого низкого качества. Запах от него в тесной комнатенке стоял такой, что жрец даже прослезился.
— Змея с изумрудным глазом — огромная редкость, — скрипучим голосом начал Хутту свое поучение. — Раз в пятнадцать зим владыка владык рождается на земле в виде меднобокого змея и осчастливливает своим семенем обыкновенных земных гадюк. В положенное время гадюки, обычно живородящие, откладывают яйца. Внутри этих яиц — не змеиные зародыши, а крупные изумруды. Во всех, кроме одного. Из него выводится та самая змейка, чаще всего левый ее глаз — ярко-зеленого цвета, а правый — обыкновенного, желтовато-серого, с черным зрачком. Объясни мне, о непутевейший из учеников, для чего тебе такая змея? Ты хочешь вспомнить ремесло, которому я тебя обучал?
— Теперь я укрощаю людей, о учитель, — усмехнулся Татхэб, потупив
— Согласен, — повторил заклинатель, обнажая в усмешке подгнившие зубы. — Но это еще не делает их интересныхми. Они же скучны, мой мальчик.
— Не все, — возразил жрец.
— Неужели ты нашел любопытный экземпляр?
— Похоже, что так.
— А кто она? — Хутту ухмыльнулся еще шире, от чего его физиономия стала похожа на змеиную морду. Если бы он вдруг высунул наружу кончик раздвоенного языка, Татхэб закричал бы от испуга.
— Как ты догадался? — воскликнул он шепотом. — Ты умеешь читать мысли?
— Более скучного чтения нельзя и придумать. Людские мысли — вздор, и твои — не исключение. Зато твои чувства просто кричат, только на тайном языке, — произнес Хутту.
— В моей душе поселилась страсть, — признался Татхэб. — Предмет этой страсти — туранская девка. Забракованная рабыня, дерзкая, гордая…
— О, ты почти восхищаешься ею!
Именно над ней я хочу властвовать, так же, как ты властвуешь над своими кобрами. Хочу водить ее Садами Боли и ощущать ее трепет… Меня бросает то в жар, то в холод, когда я думаю об этом. Скоро… — Татхэб зашептал торопливо: — Скоро я стану главным жрецом, хозяином Верхнего храма. Мне при жизни построят великолепную гробницу. Я сказочно обогащусь, у меня будет целая армия рабов. Но счастье мое будет неполным без прекрасной Балзу…
— Попробуй ее высечь, — посоветовал заклинатель, — иногда это здорово действует.
— Нет, учитель! — резко возразил жрец. — Она будет сопротивляться даже под розгой, и это не принесет мне наслаждения. Вот когда она сама начнет искать муки…
— Мои уроки не прошли даром, — улыбнулся заклинатель. Его физиономия светилась, то ли от потеков масла, то ли от безграничного самодовольства. — Бедный мальчик! — продолжал он. — Ты опоздал родиться. Два века назад, когда сила змееголового была в самом расцвете, он лично помог бы тебе. Твои стремления — удел великого человека, а
не простого смертного. Что ж, придется мне поддержать тебя, Татхэб. У меня есть для тебя чудесный подарок!
Хутту закряхтел, поднялся с пола и устремился в противоположный угол комнатушки, заваленный ворохами грязного тряпья. Он принялся ворошить его, бормоча себе под нос. Едкое зловоние распространилось вокруг. Наконец с торжествующим криком заклинатель обернулся к ученику. В руках он бережно сжимал небольшую черную коробочку.
— Что это? — спросил Татхэб, недоумевая.
— Открой и посмотри.