Змея на груди
Шрифт:
– Нет, к сожалению, пока нам это не удалось. Я очень надеялся, что вы нам поможете.
– Я?
– Уверен, что вы его знаете.
– В вашей уверенности я не сомневаюсь. У вас ведь наверняка есть определенная версия случившегося, и вы будете отстаивать ее насмерть, – жестко проговорила Пульхерия. – Я даже могу вам ее рассказать.
– Ну-ка, интересно, – усмехнулся в пушистые усы Штыкин.
– Давайте проведем эксперимент, – Пульхерия метнулась к шкафчику, достала блокнот и вырвала из него листок. – Вот, изложите в нескольких словах вашу версию, а я вам – свою. А потом сравним.
– Согласен.
Штыкин на минуту задумался и написал на листочке аккуратными ровными буквами: «Жена
Неожиданно вернулся муж. Завязалась драка, муж ударил ножом любовника в грудь».
Пульхерия не стала раздумывать и тут же принялась писать в блокноте. Через минуту она протянула его Штыкину.
– Вот, читайте.
Штыкин прочел вслух: «Муж застукал на даче свою жену с любовником. В завязавшейся драке он ударил его ножом в грудь. Любовник умер».
– Скажите, Пульхерия Афанасьевна, – Штыкин сдвинул брови к переносице, а его глаза стали колючими, холодными словно льдинки, – откуда вы знаете, что парень был убит ножом в грудь? Это ведь секретная информация, я вам ее не сообщал.
– Секретная?! Дешевый прием, господин следователь, – рассмеялась она, – прежде чем попасться вам на глаза, я возле дома потусовалась, разговоры соседей послушала. Одна женщина, которая вызвала милицию и «скорую помощь», в подробностях рассказывала, как к ней прибежал хохол и сообщил ей всю эту вашу секретную информацию.
Мамонов не удержался и хмыкнул, закрыв при этом лицо газетой. Но Штыкин не смутился.
– А может быть, все эти подробности вам сообщила ваша подруга Марина Владимировна Денисова?
– Марина?! – от возмущения Пульхерия аж подпрыгнула и возбужденно затараторила. – Да она мухи не обидит. Она своего Олега просто обожает и постоянно ревнует к секретарше. За всю жизнь у нее был всего один мужчина – ее муж. Она невиннейшую эротику порнографией называет и тут же от смущения телевизор переключает на другой канал. И вообще, она милейшая женщина, мать двоих замечательных сыновей и бабушка очаровательной внучки…
В этот самый момент на кухню вошла Марина и с невинным видом спросила:
– Что здесь происходит?
Синяк под глазом милейшей из женщин отливал ярко фиолетовым цветом. Пульхерии даже показалось, что он стал еще красочнее по сравнению со вчерашним днем. Штыкин молча немного полюбовался на все это великолепие и сказал сдержанно-холодным тоном:
– Если вы мне сейчас же не скажете, где были позавчера с двадцати одного до двадцати двух часов, я вас тут же арестую и посажу в изолятор временного содержания.
– В Суздале, – сказали подруги в один голос.
Глава восьмая
Узнав главенствующую страсть человека, мы уже уверены, что сможем ему понравиться, забывая, что у каждого без счета прихотей, идущих вразрез даже с его собственной выгодой, как он ее понимает: вот это сумасбродство человека и смешивает все карты в игре.
– Да, Пульхерия Афанасьевна, не скрою: вы меня сильно разочаровали, – Штыкин, заложив руки за спину, расхаживал по кухне. – Не ожидал я от вас такого. Ваша фантазия оказалась примитивно убогой, просто скучной, – он развел руками. – Я думал, что вы способны придумать что-то более оригинальное.
– Это не моя фантазия, а ее, – пробурчала Пульхерия и локтем ткнула в бок подругу. – Когда ее муж с секретаршей укатили на Кипр, она заладила: «Поедем в Суздаль, поедем в Суздаль… отдохнем культурно».
– А синяк под глазом – результат вашего культурного отдыха? – с иронией спросил Штыкин.
– Именно. Для остроты восприятия. Это вы предположили, что она его получила в драке, защищая от мужа своего любовника. Когда вы во всем разберетесь, вам потом станет стыдно за такие дурацкие предположения. А сейчас думайте, что хотите, – Пульхерия обреченно махнула рукой.
– Так, хватит без толку разговаривать! Мамонов, проводи Марину Владимировну в комнату, и пусть она о вашем путешествии в Суздаль напишет во всех подробностях. Где была, что делала, с кем встречалась? И по возможности, укажет точное время происшедших событий. А вы, Пульхерия Афанасьевна, здесь при мне изложите свою версию происходящего.
– Нет у меня никакой версии, а только чистая правда, – пробурчала Пульхерия себе под нос.
Пока подруги старательно излагали на бумаге свои воспоминания, Штыкин смотрел в окно и размышлял. Стройность его версии значительно пошатнулась, когда он побывал утром у патологоанатомов. Было установлено, что смерть неизвестного наступила не в тот момент, когда Олег Денисов извлек нож из его груди, а накануне вечером на временном отрезке от двадцати одного до двадцати двух часов. Было так же установлено, что его пытались сначала задушить и только потом ударили ножом в грудь. Следов борьбы на теле не было, словно неизвестный и не пытался защищаться. Отпечатки пальцев по большей части принадлежат Олегу Денисову и его жене, а также неизвестному, но очень много отпечатков нечетких, смазанных, словно кто-то прошелся с тряпкой по ручкам и выключателям, стирая улики. Если предположить, что Олег Денисов, убив неизвестного накануне вечером, а потом, придя в себя, вернулся на дачу, чтобы замести следы, то не лучше было бы попытаться побыстрее избавиться от тела, а не от отпечатков пальцев? Зачем было ждать, пока станет светло и в любой момент могут проснуться наемные рабочие Тарасюк и Бульбенко? Нет, похоже, для Олега Денисова действительно было полной неожиданностью обнаружение трупа у себя на даче. И это его сильно напугало. Он вел себя не как человек, который хочет замести следы. Впрочем, здесь возможен еще такой вариант: убийство совершила его жена. Это она убила любовника своего мужа. Можно проявить широту взглядов и сделать неординарное предположение: допустим, она узнала, что ее муж гомосексуалист. Заманила на дачу его друга, завязалась драка, о чем свидетельствует синяк у нее под глазом. Не исключено, что ей пришлось обороняться и убить соперника кухонным ножом. Впрочем, ножом она его потом ударила, сначала она его задушила. Убитый был человеком сильным, спортивным. Ему ничего не стоило справиться с такой хрупкой женщиной, как Марина Денисова. Как же он тогда позволил ей взять себя за горло? Нет, опять концы с концами не сходятся.
Вошел Мамонов, следом за ним Марина. Она положила на стол листок бумаги. У нее был мелкий почерк, и буквы складывались в строчки словно бисеринки, нанизанные на нитку.
– Пульхерия Афанасьевна, вы готовы? – поинтересовался Штыкин.
– Сейчас, еще минуточку, – ответила та, торопливо скользя ручкой по бумаге.
Наконец она тяжело вздохнула и протянула ему три листка бумаги, полностью исписанные крупным ровным почерком.
– Вы меня уморить хотите, Пульхерия Афанасьевна? – строго взглянул на нее Штыкин. – Это художественный роман, а не показания свидетеля. Мысли надо излагать коротко и ясно, как в армии.
– Обижаете, Игорь Петрович. Я в армии не служила, откуда мне знать, как там мысли излагают. В рамки устава я вряд ли влезу, как и в их форму. Что поделаешь, я – личность неординарная, творческая, так что довольствуйтесь тем, что есть, – она обиженно поджала пухлые губы.
– Ну хорошо. Ваши показания я тщательно изучу и проверю, а пока вы обе отпущены под подписку о невыезде и находитесь под домашним арестом.
– С домашним арестом вы, господин следователь, несколько переборщили, – пробурчала Пульхерия.