Змея в тени орла
Шрифт:
Легенда слышала стон деревьев. Приглушенный туманом, вязкий, тянущий вой. И голос Эфы слышала. Тоже глухой. Далекий. Шефанго окликала сотника. А потом вскрикнула… Эльфийке еще не доводилось слышать, чтобы Эфа кричала так.
И случилось что-то.
Повисшая над лесом кисея тумана потянулась, закружилась, сгущаясь там, куда сгинула шефанго. Рычащий смех, сумасшедший, страшный в своей искренности.
Кровавый хохот.
Оформился в мутных клубах неотвратимый, огромный, как крепостная башня, Тэмор. Тускло мелькнула сталь тяжелого клинка.
Легенда ни испугаться не могла, ни даже понять, что надо бы бояться. Меч тролля опускался туда, где должна была быть Эфа.
А потом стал опускаться тролль. Падать, роняя оружие. И долго он падал. И долго летел, лезвием вниз, а потом вонзался в мягкую землю его клинок.
А за туманной завесой хохотало, рычало, гремело яростным счастьем. Или счастливой яростью.
Встать надо было. Идти туда. Там Астандо…
Морок.
Эфа там одна. Ей помощь нужна.
Только встать не получалось. А кроме того… то, что было там, в тумане, то, что убило Тэмора, от Эфы оно не оставило вообще ничего.
Эльфийка мельком заметила скользнувшие мимо нее грациозно-корявенькие силуэты сотто. И, кажется, потеряла сознание. Во всяком случае, что было потом, Легенда не помнила.
А еще она не знала, долго ли тянулось это «потом».
Следующее осознанное – чистый воздух. Небо все еще синее, начавшее по-вечернему светлеть. Бесформенной грудой, холмом мертвой плоти – Тэмор. Чуть поодаль – Йорик. И Эфа, на коленях, рядом с сотником.
Цепляясь за ствол ближайшего дерева, Легенда поднялась на ноги. В голове мутилось, перед глазами плыло – точь-в-точь как тогда, в степи. Когда Разящая щедрой рукой сыпанула ей яду. Для полноты картины недоставало лишь еще какой-нибудь сумасшедшей выходки со стороны шефанго.
– Эфа?
Блазнится ей? Последствия обморока и иллюзорного бреда. Или в самом деле изменилась фигура Разящей? Разве поймешь под этой мешковатой одеждой… даже если одежда стала вдруг впору.
А широкие плечи под тонкой замшей напрягаются, не по-женски напрягаются, да и не было никогда у Эфы такого разворота плеч…
– Не сейчас, Легенда.
– О Владыка… – эльфийка как стояла, покачиваясь правда, но ведь стояла же, так и села на сухую хвою.
Голос. Голос мужской. И лицо. Жуткое лицо, не закрытое краем юкколя.
Очень захотелось вновь упасть в обморок, но не получалось никак. Кто-то толкнул под локоть, аккуратно. Острые уши, огромные глаза. Сотто:
– На, выпей. И не трогай его пока. Эфа умерла.
Легенда машинально сделала глоток из плоской деревянной чаши. Жидкость была кисловатой. Как запах молодой листвы.
Странно. Разве может быть вкус у запаха?
Или запах у вкуса?
– Тебе приснится сказка, – прошептал над ухом хрипловатый голосок сотто. – И проснешься ты только с рассветом. Ладно?
Кажется, Легенда кивнула, прежде чем откинуться на неожиданно мягкие корни.
А может быть, и нет.
Но сказка ей и вправду приснилась.
«Ты все-таки сделал это, командор. Ты заставил меня вспомнить…» – Тонкие пальцы медлят, прежде чем закрыть глаза мертвому.
Медлят.
Медлят.
Нет. На Ямах Собаки нет такого обычая. И у орков тоже нет. Пусть остается, как есть. За стывший луч в янтаре. Капли смолы на свежем древесном срезе.
Глупая смерть. Но смерть вообще не бывает умной. Особенно смерть бессмертного.
Больно. Слишком неожиданно и страшно все случилось.
Больно.
Слишком много воспоминаний. Сразу.
Горячий комок, свинец, расплавленный в горле. Вдохни глубоко. Считай про себя. До сотни. До тысячи. До сотен тысяч. Но не смей поддаться боли.
Йорик, командир… командор.
«Гончая» ушла в дальний поиск.
Ее возвращение стало сенсацией.
Пространственная аномалия найдена и исследована…
Потери? Да. Были потери.
И легенды складывались все время, пока ждали возвращения корабля.
Полно, да ждали ли?
Когда вышли все сроки, мало кто продолжал верить, что «Гончая» вернется. А ведь поди ж ты, вернулась. «На честном слове и на одном крыле», как пелось в какой-то старой, очень старой песне.
Командор Хасг, Йорик Хасг… сэр Йорик Хасг.
Возвращение крейсера – его заслуга. Его последнее «Невозможного нет».
Легендарный корабль. Легендарный командор.
Легендарный девиз.
Помнится, когда-то казавшийся странным, потом сумасшедшим, потом… потом глупым. А потом – единственно верной истиной.
«Невозможного нет».
Память вернулась, и слишком многое нужно осмыслить. А главное, привыкнуть, смириться с тем, что Йорик погиб. Кем он успел стать для Эфы, этот желтоглазый орк-полукровка?
Эфа тоже мертва.
Почему же так больно?
– Больно. – Маленький и остроухий, глаза светятся даже сейчас, днем. Садится рядом. Кладет шершавую лапку на руку застывшего над трупом шефанго. – Больно. Твоя женщина спит. Твой друг мертв. Пойдем с нами.
– Куда? – Язык ворочается с трудом. Еще не хватало сейчас забыть здешние наречия… Стоило вспоминать десятки языков своего мира, чтобы разучиться говорить в этом. – Зачем?
– Наша очередь рассказывать. Пойдем. О нем позаботятся. – Шершавая коричневая лапка. Шершавый, отдающий кедровым запахом голос. – Пойдем с нами. – И совсем тихо, тише, чем ветер, зацепившийся за хвоинки:
– Даже Большие Деревья плачут, когда им больно.
Просторная поляна. Высоченный кедр в центре. Ночь. И непонятно, когда успело стемнеть.