Знаешь, сколько опало во сне лепестков...

Звонок Вэньцзин разбудил меня как раз в тот момент, когда мне спалось особенно сладко. Я перемещалась по всей кровати, переворачиваясь с одного бока на другой и потягиваясь, и мне казалось, что моя кровать это вся вселенная. На самом деле, моя кровать и вправду немаленькая. Вообще у меня есть только два любимых занятия – спать и смотреть кино, и если мне не дают поспать, когда я смертельно устала, то лучше уж пристрелите меня сразу, я даже спасибо скажу. Поэтому, само собой разумеется, свою кровать я сделала донельзя уютной; я даже как-то сказала маме, что в тот день, когда буду выходить замуж, кровать унесу на себе.

Поэтому звонок Вэньцзин меня очень расстроил. Во сне, разбитом на осколки ее звонком, я стояла одна в широком поле, держа в руках мисочку, а с небес с грохотом дождем

сыпались монеты. Я стояла внизу, собирая деньги и радуясь, как ребенок. Поэтому мне казалось, что Вэньцзин преградила мне путь к богатству.

Я подняла трубку и сказала ей:

— Ты, блин, прям ненастье какое-то, опять мне денег не даешь заработать!

— Что, снова сочинительством занимаемся?

Я и вправду пишу, и благодаря госпоже Фортуне даже выпустила несколько книг, из-за чего теперь Вэньцзин каждый раз не упускает возможности поиздеваться надо мной. Похоже, в наше время пишущая молодежь стала явлением еще более редким, чем невинность.

Не ответив на вопрос, я сказала ей:

— Если тебе есть что сказать — говори, и я дальше спать пойду.

— Какое спать?! Ты и так уже толстая, как поросенок, а теперь еще и повадки стали соответствующие появляться! Уже пять вечера, это у тебя дневной сон или что вообще?

— Вот ты балаболка! Есть что сказать – так говори быстрее!

— Да так, ничего, просто хочу пойти с тобой поужинать вместе. Через полчаса буду у твоего подъезда.

Подъем, душ, приведение себя в порядок – годы жизни в университетском общежитии научили меня делать все это со скоростью солдата, только что прошедшего курс молодого бойца. Посмотрев на свое отражение в зеркале, я подумала, что кое в чем Вэньцзин все же была права: я растолстела, как свинья. Похоже, если я так и дальше буду спать, потеряв счет дням и ночам, то наспать еще пару десятков килограммов уже не кажется таким невозможным. Перед самым выходом я еще раз посмотрелась в зеркало и вдруг обнаружила, что опять похудела. Я сразу обрадовалась: оказалось, что лицо всего-навсего припухло во сне.

Когда я спустилась, Вэньцзин еще не было, и я с беззаботной радостью стала разглядывать вывешенные тетушками нашего двора стенгазеты, рассказывающие о подвигах передовиков труда: кто-то опять спас ребенка, оказавшегося на крыше, кто-то, не взяв ни гроша, почистил канализацию на благо народных масс. Мне сразу подумалось, куда ни кинешь взгляд, везде такие вещи происходят, почему же вокруг меня никакого движения? Месяц назад у нас тоже засорилась сточная труба, и тоже пришел сантехник, настоящий энтузиаст своего дела, готовый сделать все ради своего народа, улыбаясь при этом, подобно весеннему цветку… Как же ему не улыбаться, когда в каждой квартире ему дают по пятьдесят юаней [1] – у него уже рот от радости перекосило!

Пока я разглядывала газету, на такси подъехала Вэньцзин. Я так и не услышала шум машины, зато шум Вэньцзин я услышала очень хорошо. Машина остановилась рядом со мной, Вэньцзин открыла дверь. Её взгляд дёрнулся в мою сторону, но до меня так и не дошёл. Она выкрикнула всего одно слово: «Садись!»,— после чего продолжила свой бешеный треп с водителем. Сев в машину, я спросила у таксиста: «Вы что, родственники с ней?» Таксист, сильно смутившись, сказал: «Да что Вы! Просто у девчушки язычок хорошо подвешен!»

Что верно то верно. Вэньцзин, где бы ни оказалась, – везде та еще болтушка. Когда мама давала ей имя, она надеялась, что та будет поспокойней [2] , но – человек предполагает, а Бог располагает. Впрочем, она мне нравится именно такая – всегда говорит все как есть. Больше всего я боюсь мрачных, угрюмых людей, которые сначала молчат всю дорогу, а потом ни с того ни с сего начинают вам улыбаться, у меня такая зловещая улыбка ревматические боли в коленях вызывает.

Впрочем, внешне что я, что Вэньцзин – настоящие представители образцовой коммунистической молодежи, "каждый день стремящиеся вверх" [3] .

Ну а если мы захотим предстать настоящими леди – это вообще пара пустяков! Правда это как раз будет случай с чертями в тихом омуте. Как говорит Гу Сяобэй, парни, лишь завидев нашу фотографию, сразу начинают строить на нас планы, а познакомившись, удивляются, как им такое вообще могло придти в голову. А еще Вэньцзин жутко ненавидит жеманных девушек. Раньше, лишь завидев такую, она всегда говорила: «Малышка, ты чего в тихоню рядишься?»,— потом ей стало казаться, что так получается слишком похоже на ее собственное имя, и она, пугаясь такого родства, стала говорить: «Малышка, ты чего в девственницу рядишься?» Видимо, в ее глазах все женщины делятся на два типа: девственницы и не девственницы. С тех пор не было ни одной девчонки, которая перед нами вела бы себя жеманно. Правда эта чертовка один раз все же облажалась. Когда Вэньцзин в прошлый раз пошла с отцом в ресторан, в холле она увидела девочку, которая вела себя на редкость фальшиво. Вэньцзин тут же почувствовала прилив сил и выдала ей: «Отставляет мизинчик и девственницей рядится, а у самой лицо, как у зека. Посмотришь на тебя — сразу тошно становится!» Лицо той девчонки тут же вытянулось, как дыня, но что хуже – так это то, что она побежала жаловаться папику, а папик ее был тем, кто угощал в тот день. После этого отец Вэньцзин лишил ее денежного содержания на месяц. Ну а счета в банке у никогда ни о чем не думающей Вэньцзин, разумеется, не могло быть по определению. На второй день наказания она в праведном гневе прибежала ко мне жаловаться на жизнь. В конце она сказала: «Эта лохушка только и знает, как прятаться за спину старших, мы же с тобой не такие!». Только я услышала, что разговор идет куда-то не туда, и собралась было что-то сказать, как на меня обрушилась ее следующая фраза: «Ну вот, Линь Лань, в этом месяце ты будешь моей опорой и поддержкой». Как только я услышала это, у меня перед глазами сразу потемнело, я подумала о приглянувшейся мне теннисной ракетке, которая теперь уплывала все дальше от меня, грозясь заодно утащить за собой еще пару-тройку одежек. И весь следующий месяц Вэньцзин действительно с размахом обчищала меня.

Я как-то спросила Вэньцзин, почему столько людей пытаются быть похожими на милых куколок, на что она сказала: «Ну, наверное, потому что это легко». Я, не стыдясь спрашивать у младших, поинтересовалась: «Ну и как же?». «А ты говори, как маленькие дети говорят, и все будет в шоколаде!»,— ответила Вэньцзин.

Машина взлетела на эстакаду, и Вэньцзин наконец сделала паузу в своей трескотне, от которой водителю уже было явно не по себе. К тому же теперь мы поднялись на эстакаду и шутить с жизнью явно не стоило, тем более, что жизней в машине было целых три. Воспользовавшись недолгим молчанием Вэньцзин, я смерила ее взглядом – одета она была пестрее некуда. Вэньцзин вообще одевается весьма экзотично, каждый день придумывая что-то новое, я порой просто не выношу этот ее полуреальный-полуфантастичный стиль.

— Не на маскарад идешь, чего ни с того ни с сего петухом вырядилась?

— Вот ты умеешь гадость сказать. Я уже не могу дома сидеть, вышла свежего воздуха глотнуть, потому что если и дальше в четырех стенах сидеть буду, то точно задохнусь. А одежда означает, что я действительно горячая девушка с пылающем сердцем!

— Да ты и без того очень горячая — все стонут от тебя уже. Чего ты меня вытащила?

— Я ж уже сказала: я задыхаюсь дома — вешаться уже хочется, если и дальше не вылезала бы, то можно было бы брать такси и прямиком в дурку отправляться.

Я вдруг поняла, что уже прошло две недели летних каникул, а я тоже целыми днями не выхожу из квартиры, смотрю кино, сижу в нете, ем, сплю... Живется, вроде, неплохо, ничто не тревожит, даже наоборот, кажется, что моя жизнь – райская идиллия. Моя последняя сессия прошла особенно успешно: эти старые профессора, словно сговорившись, хором поставили мне высокий балл, в зачетке — одни оценки "отлично" стройными рядами, в общем, душа поет. Так что в эти каникулы моя жизнь стала еще более беззаботной. Но с началом учебного года я буду уже на четвертом курсе. Последний курс, семестр общественной практики – взрослый человек уже, одна мысль об этом наполняет сердце воодушевлением!