Знахарь. Путевка в «Кресты»
Шрифт:
— Отлично живет, — улыбнулся я, вспомнив сегодняшнюю сумасшедшую ночь, проведенную с Олей. — Разлагается эта больничка, совсем как буржуазия…
И я со всеми подробностями поведал о своих приключениях, начиная с беседы с адвокатом и допроса у следака и заканчивая чистенькой сестринской. Мне внимали с раскрытыми ртами, даже забыв про быстро остывающий чифир. Вокруг стола на нарах и просто на корточках собралась почти вся наша хата.
За всю свою жизнь я, кажется, еще не выступил перед такой большой и внимательной аудиторией.
С таким длинным докладом. А ведь раньше произнести даже коротенький тост в тесной компании за дружеским столом я боялся просто панически. Ибо был крайне косноязычен…
Похоже, пошли мне на пользу десятидневные курсы в больничке, где, лежа в палате, я выслушал столько баек, сколько не слышал за всю свою жизнь.
— Во, ништяк! — подбил результат Леха Картина, когда я закончил. — Про шалаву-то эту много напарил?
— Нишкни, профура! — тут же рявкнул я на него. Меня моментально взбесило, что этот урод обозвал мою Олю шалавой. Но предъявить ему я решил другое. — Кому парить я буду?! Тебе?! Или ему?! — Я кивнул в сторону Бахвы. — И вообще, забей себе на носу, что парашу гнать стану лишь мусорам! И то лишь, когда понадобится! А пока я и им чистоганом…
— Коста, Коста! — перебил, похлопав меня по плечу, Бахва. — Закройся. И успокойся. Я сам все скажу. — И он повернулся к Картине. — А ты, падла, фильтруй свой базар! И смотри внимательно впредь, на кого гонишь, даже если и не подумавши. За «неподумавши» языки коротят… Ну, все, братва, завязали с базаром-вокзалом. Непоняток еще не хватает за нашем столом. Покажи-ка Коста нам лучше, в каком месте пузо порезал. Братва пусть позырит, поучится. Ты ж у нас как-никак дохтур. А вдруг кому из пацанов доведется когда-нибудь там побывать, откуда ты вышел. Не приведи Господи. — И смотрящий мелко перекрестился.
Я разделся до пояса и продемонстрирован свой, еще богато заклеенный пластырями, живот. Притом настолько богато, что разобраться, где и чего, там было непросто. Зато я порадовал разочарованную хату видом своего рассаженного чуть ли не до мяса плеча и длинными царапинами поперек спины, которые ночью мне оставила Ольга.
Это было великое шоу! Посмотреть на эти отметины плотской любви приползли из-под нар даже законченные доходяги.
Потом Леха Картина благородно, даже без чьей-либо подсказки, освободил мне свою шконку — «Куда тебе, Коста, наверх с твоим животом?» — а сам забрался на мой третий этаж.
— Вот там и останешься, — проскрипел, заметив этот маневр, смотрящий и объяснил, почему принял такое решение: — Ты там не был, где он побывал.
— А мне что ли в падлу тут спать? — без тени обиды заметил Картина. — Отсюда все видно, как с вышки. Вот возьму автомат, и как кто на запретку…
Дальше я просто не слышал, о чем он там еще блудит своим языком. Стоило мне прилечь на жесткие нары, прислониться щекой к подушке, как тут же все закружилось перед глазами, и включился какой-то сон. Я еще не понял, какой. Лишь успел удивиться, что отрубился так быстро, как не отрубался с того самого дня, когда Ангелина накачала меня диморфозолом. Ну, если, конечно, не считать мою экскурсию в пресс-хату, закончившуюся харакири.
М-да, вот что значит всю ночь напролет заниматься тяжелой, хоть и приятной работой. Эх, Оля, Оля, как ты там без меня, уголовника? Сразу забудешь или сумеешь по блату добыть свиданку со мной? Или хотя бы подкинуть мне дачку. Вот бы было приятно. Вот хотелось бы. Очень хотелось бы… Похоже на то, что я крепко влюбился в тебя.
И ведь выбрал, идиот, для этого время!
— И вот такая колода. Новенькая, не игранная. — Картина протянул мне колоду карт, размером поменьше пасьянсных. —
Я внимательно слушал и кивал головой — мол, все понимаю, во все въезжаю, как нельзя лучше. Сегодня было мое первое занятие с Лехой по «правильной» игре в рамс. Так, чтобы не проигрывать вообще или хотя бы всегда заканчивать в плюсе — зарабатывать деньги.
— Так, слушай дальше, Коста, братан. С лицевой стороны на газетку бумагу уже клеишь белую. Тут можно и тонкую. Не папиросную, конечно, не кальку. Такую, чтобы газета если и просвечивает, то децл. А то или разметки не разглядишь, или быстро устанешь, глаза напрягаючи. А устанешь, так снова ты в жопе… И вот, получаешь ты колоду пустышек таких. Теперича вперед, рисовать. Разметку, значит. Масти. Кто-то, конечно, и от руки их наносит. Но это либо лохи неумелые — они не то что карты склеить не могут, они потом и с себя все проиграют. И фуфлыжниками их братва сделает за несколько сдач. А еще бывает, что от руки разметку на лицевухе рисуют те, кому просто нечем заняться. Время есть, деть его некуда. Да и картинки ляпать они ловко умеют. Таких вальтов-королей тебе наизображают! — Леха чмокнул губами. — Вот, в прошлую ходку был у нас в отряде кольщик один…
— Ты о деле, — нелюбезно перебил я Картину.
— Лады, Коста, братан. Так вот, о чем это я. Берешь ты фольгу. Обычную тоненькую фольгу, скажем, от пачки сигарет, и режешь на ней трафареты. Я тебе потом покажу. Это вопрос непростой, надо потренироваться.
— А чем это все склеивается? — поинтересовался я.
— Карты-то? А хлебом обычным. Берешь размоченный в воде хлебушек и протираешь его через тряпку, скажем через платок носовой. И на выходе у тебя получается клейстер — лучше и не придумаешь. Держит отлично, когда подсыхает — не сыпется. И карты получаются эластичными. На вот, смотри. — И Леха помял колоду в руках.
— И после этого все готово? — не терпелось мне.
— Не-э-э. Теперича ее надо точить.
Я состроил удивленную физиономию, а Картина тем временем извлек из какой-то заначки наждачку-«нулевку», потом тщательно подровнял колоду со всех сторон и ловко распушил ее в руке так, что вышло нечто вроде куцего веера.
— И вот так, братан… — Он заточил на «нулевке» сперва один распушенный угол колоды, следом — другой, и так все четыре. Потом, отложив в сторону шкурку, профессионально разделил колоду на две совершенно равные части и ловко вдвинул их одна в другую. Еще раз. Еще. — Зырь. — Он продемонстрировал мне, что карты из двух половинок четко ложатся одна через одну. Минут десять он проделывал с колодой такие манипуляции, на какие, как я думал раньше, был способен лишь фокусник Акопян. Мне это казалось настоящим искусством. И я был уверен, что никогда не дорасту до подобного уровня.
— Ништяк, — уверял меня Леха. — Не менжуйся, братан. Через полгодика колоду будешь ломать не хуже меня. А полгодика ты в этой хате, как пить дать, еще прокантуешься. Так что на зону поедешь при хорошей профессии. Это если помимо врача.
Как и в истории с пресс-хатой, Леха здесь ошибался. Какие полгодика?! Впереди у меня не было даже трех месяцев. Но кто мог предположить, что в то время, когда люди ждут в «Крестах» суда по два года, для меня его готовят форсированными темпами? Впрочем, конечно, некоторые знали. Те, кто готовил…